Родился в семье знаменитого оперного певца Григория Пирогова (1885-1931).
Театром будущий актёр увлёкся ещё в школе, где его звали "Люсиком". Участвуя в самодеятельности вместе с Леонидом Варпаховским, Марией Мироновой, Анатолием Кубацким, твёрдо решил учиться на актёра. Окончив Театральную студию под руководством Завадского, Пирогов остался в его театре. Но играл очень мало.
В 1937 актер Ростовского театра драмы.
По воспоминаниям коллег, о Леониде Григорьевиче часто говорила Фаина Раневская как об очень талантливом, но совершенно невостребованном актёре.
В середине 50-х Пирогов покинул театр имени Моссовета и перешёл в Театр-студию киноактёра. В те же годы активно начал сниматься в кино.
Унаследовав от отца превосходный бас, Леонид Пирогов много работал на радио, участвовал в записи пластинок, озвучивал мультфильмы. Самые знаменитые его работы в анимации: Черномор (<Сказка о царе Салтане>, 1935), дядя Стёпа (<Дядя Стёпа>, 1935), Козьма Минин (<Великие страницы>, 1936), Портос (<Три мушкетёра>, 1936), Мойдодыр (<Мойдодыр>, 1937), Бармалей (<Бармалей>, 1937), Бермяга (<Снегурочка>, 1954), Урожай (<Чудесница>, 1956).
В 1929 году окончил Театральную студию п/р Юрия Завадского, работал в московских театрах и на радио.
В 1941-1953 годах - актёр Театра имени Моссовета.
С 1953 года - актёр в Театре-студии киноактёра.
Актёр театра и кино, воспитанник Юрия Завадского.
Похоронен на Новодевичьем кладбище в Москве.
роли в кино
1968 Служили два товарища:: эпизод
1967 Морские рассказы:: Пётр Карпов
1967 Доктор Вера:: эпизод
1966 Скверный анекдот:: отец невесты
1966 По тонкому льду:: Ремизов
1965 Чрезвычайное поручение:: штабс-капитан Гетманов
1965 Мы, русский народ:: священник
1964 Голубая чашка:: старик с балалайкой
1963 Короткие истории
:: Поляков
1962 Семь нянек:: метрдотель
1962 Мы вас любим:: член художественного совета
1962 Без страха и упрёка:: игрок на бегах
1961 Любушка:: генерал
(короткометражный)
1961 Дуэль:: Битюгов
:: общественник
:: Вакулин
1958 Маяковский начинался так... :: граф Воронцов
1958 Добровольцы:: конструктор
1957 К Чёрному морю:: Иван Бирюков
:: беженец
:: Быстрых Иван Николаевич
1955 Судьба барабанщика:: "старик Яков"
1955 Пути и судьбы:: профессор Гармаш
1955 Призраки покидают вершины:: собеседник Кортеца
1954 Сестры Рахмановы:: Рогожин
1954 "Богатырь" идет в Марто:: Ларсен
1953 Серебристая пыль | Silver Dust:: задержанный безработный
1953 Вихри враждебные:: главарь-анархист
(короткометражный) :: парень с гитарой
1952 Композитор Глинка:: Баян
:: Джеймс Бирнс
1947 Миклухо-Маклай:: профессор Озеров
1946 Белый Клык:: золотоискатель
1945 Здравствуй, Москва! :: мастер
озвучивание
(анимационный)
(анимационный)
(анимационный)
(анимационный)
(анимационный)
(анимационный)
(анимационный) :: Кот Василий
(анимационный) :: Грибок-теремок
(анимационный)
(анимационный)
| ბაში-აჩუკი
1954 Золотые яблоки:: Берёзкин и сторож
Как-то раз ко мне на улице (я ел пирожок) подошла девушка и на ломаном русском попросила сфотографировать.
Дожевывая, начал вытирать об штаны руки, но тут выяснилось, что сфотографировать нужно не ее, а меня.
Оригинально. С таким же успехом можно было возжелать сфотографировать помидорный кустик, выросший возле пирожкового киоска из недоеденного в прошлом году помидора. Впрочем, с гораздо большим успехом.
После сеанса девушка стала объяснять, зачем ей это понадобилось. Она, оказывается, снимает лица прохожих для альбома. Чтобы в Америке не думали, что русские – это только Путин. Из ее рассказа следовало, что Путин ужасен даже по сравнению со мной.
Я обиделся. «Чего это вдруг? Нормальный Путин!» Во мне взыграло гражданское чувство.
Наверное, если бы я был выпивши, как тот гражданин на недавнем праздновании Дня десантника, стал бы выкрикивать лозунги и отбирать у девушки камеру. Но я был только съевши пирожок, поэтому обошлось. Так она и улизнула в полной уверенности, что в России не все такие, как Путин.
Неправда. Все.
Чем средний русский отличается от среднего Путина – да ничем. Разве что только в худшую сторону.
Путин отобрал у демократической Украины Крым? А мы хотим еще Харьков, Одессу, Киев и Аляску в придачу. Зачем? Чтобы было.
Путин избрал вам Трампа – нам этот чудак тоже был симпатичен. Путин воюет в Сирии, так это первая почти за тридцать лет война, которую мы ведем не на своей территории, – уже спасибо. Если Путин нас чем-то и не устраивает, так это внутренней политикой, а ее из Америки не особо видно. И тут – не устраивает тем, что недостаточно Путин.
В общем, проблема не в Путине. Проблема в русских.
И американцы, кажется, уже это понимают. Собственно, девочки с фотоаппаратами – это их «либерасты», «хорошие лица». Этические гурманы.
Нормальный средний американец ест что дают. А дают ему то, что в психологии называется объективированием личности.
«Объективировать» – значит расчеловечить, превратить в объект. Объект не жалко. Перед объектом не совестно. Чтобы сделать человеку какую-нибудь подлость (например, ограбить или убить), нужно не считать его человеком.
Говорят, это подготовка к неизбежной войне – к обнулению зашедшей в тупик мировой финансовой системы.
Тут много «но»: теория детерминированных псевдослучайных систем (по-американски – «теория хаоса») – штука сложная. Хочешь мира – готовься к войне, а хочешь войны – готовься к миру. Никакая «финансовая элита» не будет на сто процентов вкладываться в один сценарий. Даже если кажется, что альтернативы войне нет, нельзя не иметь плана действий на случай, что ее не будет. В общем, не все так плохо.
Но давайте исходить из предположения, что именно к войне все и движется. И тогда получается, что на нашем обывательском «участке фронта» американская девочка с фотоаппаратом – существо крайне полезное. Она работает против «военного сценария» – мешает своим финансовым элитам подготавливать население к войне с нами.
Ерунда, мелочь, но правда.
Но тогда и наши «хорошие лица» делают полезное дело! Точно так же они твердят: «Мы хорошие, посмотрите, какие хорошие. Мы за гомосексуализм и против агрессии. Это все Путин»... И условный американский народ чешет в затылке: «Да, елы-палы, они хорошие, это все Путин... Давайте не будем их убивать, лучше дадим еще немного денег Навальному».
Ну и кому от этого плохо? Пусть Навальный открывает штабы и марширует «против часовой» (посолонь), пусть на «Эхе Москвы» рассказывают (что там они рассказывают?.. я не в курсе), пусть все идет, как идет.
Лучше много маленьких неприятностей, чем одна большая.
Мы привыкли рассматривать нашу российскую «оппозицию» как проект власти, направленный на решение внутриполитических проблем: загнать всех недовольных в одно смрадное место, чтоб других недовольных не было, а это смрадное место – холить, лелеять за газпромовский счет и контролировать (ну, по типу азефовщины или Ленинградского рок-клуба).
А вдруг все еще красивее?
Вдруг оппозиция не просто протестные настроения канализирует, но и важное правительственное задание выполняет, как Штирлиц? Ну не знаю, что-то вроде отвлекающей активности на линии фронта...
Переваривая свой пирожок, я вдруг понял одну простую, но ошеломительно важную вещь. «План Путина» существует. Просто не все в мире (кто бы мог подумать) по нему идет.
Мы обычно обращаем внимание на то, что идет не по Плану, и злимся: ну вот, все пропало, никакого плана нет, всюду ложь и предательство, мы беззащитны на суровом ветру истории!
А на то, что идет по Плану, внимания не обращаем. Так на это и нельзя обращать внимания – чтоб и дальше по нему шло. «Деньги любят тишину», а уж планы-то...
И еще подумал.
Мне бы очень хотелось, чтобы наш президент сказал: «Братья и сестры! Положение критическое, поэтому Макдональдсы закрываются». И дальше: «Мы не производим ни помидоров, ни лекарств – доколе, товарищи? Все к станку!»
Очень хочу.
А вот к станку... Ну, у нас же есть кому, да?
Главный редактор издательского дома «Литературная учеба», председатель оргкомитета Всероссийской Горьковской литературной премии, инициатор общественного движения «Народное министерство литературы» и главный редактор детского развивающего журнала «Лучик 6+». Автор книг «Хочу быть бедным» (2011) и «Первый после Пушкина» (2016)
) - российский литературный критик, публицист.
Краткая биография
По словам Володихина, Пирогов - «ярко выраженный почвенник, смеющий заявлять, что без почвы вообще ничего доброго в литературном творчестве быть не может. <…> Никто его слушать не станет, но он прав. Правда его проста: верь, не ври, сочувствуй людям. <…> ».
По словам Рудалёва, - Пирогов «отталкиваясь от литературного информационного повода, уходит в свой лес, где нарубает философические письма. <…> Пирогов - социокультурный мыслитель, пишущий адекватный дневник нашего времени ».
Литератор Владимир Гугнин (Гуга) упомянул Пирогова как «ядовитого и неуправляемого критика, склонного к национализму».
Прочее
В интервью 2010 года Л. Пирогов назвал своей лучшей статьёй текст .
Напишите отзыв о статье "Пирогов, Лев Васильевич"
Примечания
Ссылки
- в «Живом журнале»
- в газете «Культура»
- Л. Пирогов. // Независимая газета (доклад на вручении премии «Антибукер », январь 2001)
- Л. Пирогов. (запись в Facebook , апрель 2016)
- <интервью Игорю Панину> // Литературная газета, 27 июля 2011, № 30 (6332)
- В. Ширяев . // Урал, 2011, № 11
Отрывок, характеризующий Пирогов, Лев Васильевич
Она взяла от Николая чернильницу.– Сейчас, сейчас, – сказал он, мокая перо.
– Вы всё умеете делать не во время, – сказала Вера. – То прибежали в гостиную, так что всем совестно сделалось за вас.
Несмотря на то, или именно потому, что сказанное ею было совершенно справедливо, никто ей не отвечал, и все четверо только переглядывались между собой. Она медлила в комнате с чернильницей в руке.
– И какие могут быть в ваши года секреты между Наташей и Борисом и между вами, – всё одни глупости!
– Ну, что тебе за дело, Вера? – тихеньким голоском, заступнически проговорила Наташа.
Она, видимо, была ко всем еще более, чем всегда, в этот день добра и ласкова.
– Очень глупо, – сказала Вера, – мне совестно за вас. Что за секреты?…
– У каждого свои секреты. Мы тебя с Бергом не трогаем, – сказала Наташа разгорячаясь.
– Я думаю, не трогаете, – сказала Вера, – потому что в моих поступках никогда ничего не может быть дурного. А вот я маменьке скажу, как ты с Борисом обходишься.
– Наталья Ильинишна очень хорошо со мной обходится, – сказал Борис. – Я не могу жаловаться, – сказал он.
– Оставьте, Борис, вы такой дипломат (слово дипломат было в большом ходу у детей в том особом значении, какое они придавали этому слову); даже скучно, – сказала Наташа оскорбленным, дрожащим голосом. – За что она ко мне пристает? Ты этого никогда не поймешь, – сказала она, обращаясь к Вере, – потому что ты никогда никого не любила; у тебя сердца нет, ты только madame de Genlis [мадам Жанлис] (это прозвище, считавшееся очень обидным, было дано Вере Николаем), и твое первое удовольствие – делать неприятности другим. Ты кокетничай с Бергом, сколько хочешь, – проговорила она скоро.
– Да уж я верно не стану перед гостями бегать за молодым человеком…
– Ну, добилась своего, – вмешался Николай, – наговорила всем неприятностей, расстроила всех. Пойдемте в детскую.
Все четверо, как спугнутая стая птиц, поднялись и пошли из комнаты.
– Мне наговорили неприятностей, а я никому ничего, – сказала Вера.
– Madame de Genlis! Madame de Genlis! – проговорили смеющиеся голоса из за двери.
Красивая Вера, производившая на всех такое раздражающее, неприятное действие, улыбнулась и видимо не затронутая тем, что ей было сказано, подошла к зеркалу и оправила шарф и прическу. Глядя на свое красивое лицо, она стала, повидимому, еще холоднее и спокойнее.
В гостиной продолжался разговор.
– Ah! chere, – говорила графиня, – и в моей жизни tout n"est pas rose. Разве я не вижу, что du train, que nous allons, [не всё розы. – при нашем образе жизни,] нашего состояния нам не надолго! И всё это клуб, и его доброта. В деревне мы живем, разве мы отдыхаем? Театры, охоты и Бог знает что. Да что обо мне говорить! Ну, как же ты это всё устроила? Я часто на тебя удивляюсь, Annette, как это ты, в свои годы, скачешь в повозке одна, в Москву, в Петербург, ко всем министрам, ко всей знати, со всеми умеешь обойтись, удивляюсь! Ну, как же это устроилось? Вот я ничего этого не умею.
– Ах, душа моя! – отвечала княгиня Анна Михайловна. – Не дай Бог тебе узнать, как тяжело остаться вдовой без подпоры и с сыном, которого любишь до обожания. Всему научишься, – продолжала она с некоторою гордостью. – Процесс мой меня научил. Ежели мне нужно видеть кого нибудь из этих тузов, я пишу записку: «princesse une telle [княгиня такая то] желает видеть такого то» и еду сама на извозчике хоть два, хоть три раза, хоть четыре, до тех пор, пока не добьюсь того, что мне надо. Мне всё равно, что бы обо мне ни думали.
– Ну, как же, кого ты просила о Бореньке? – спросила графиня. – Ведь вот твой уже офицер гвардии, а Николушка идет юнкером. Некому похлопотать. Ты кого просила?
Чем средний русский отличается от среднего Путина – да ничем. Разве что только в худшую сторону. Путин отобрал у демократической Украины Крым? А мы хотим еще Харьков, Одессу, Киев. И американцы, кажется, уже это понимают.
Как-то раз ко мне на улице (я ел пирожок) подошла девушка и на ломаном русском попросила сфотографировать.
Дожевывая, начал вытирать об штаны руки, но тут выяснилось, что сфотографировать нужно не ее, а меня.
Оригинально. С таким же успехом можно было возжелать сфотографировать помидорный кустик, выросший возле пирожкового киоска из недоеденного в прошлом году помидора. Впрочем, с гораздо большим успехом.
После сеанса девушка стала объяснять, зачем ей это понадобилось. Она, оказывается, снимает лица прохожих для альбома. Чтобы в Америке не думали, что русские – это только Путин. Из ее рассказа следовало, что Путин ужасен даже по сравнению со мной.
Я обиделся. «Чего это вдруг? Нормальный Путин!» Во мне взыграло гражданское чувство.
Наверное, если бы я был выпивши, как тот гражданин на недавнем праздновании Дня десантника, стал бы выкрикивать лозунги и отбирать у девушки камеру. Но я был только съевши пирожок, поэтому обошлось. Так она и улизнула в полной уверенности, что в России не все такие, как Путин.
Неправда. Все.
Чем средний русский отличается от среднего Путина – да ничем. Разве что только в худшую сторону.
Путин отобрал у демократической Украины Крым? А мы хотим еще Харьков, Одессу, Киев и Аляску в придачу. Зачем? Чтобы было.
Путин избрал вам Трампа – нам этот чудак тоже был симпатичен. Путин воюет в Сирии, так это первая почти за тридцать лет война, которую мы ведем не на своей территории, – уже спасибо. Если Путин нас чем-то и не устраивает, так это внутренней политикой, а ее из Америки не особо видно. И тут – не устраивает тем, что недостаточно Путин.
В общем, проблема не в Путине. Проблема в русских.
И американцы, кажется, уже это понимают. Собственно, девочки с фотоаппаратами – это их «либерасты», «хорошие лица». Этические гурманы.
Нормальный средний американец ест что дают. А дают ему то, что в психологии называется объективированием личности.
«Объективировать» – значит расчеловечить, превратить в объект. Объект не жалко. Перед объектом не совестно. Чтобы сделать человеку какую-нибудь подлость (например, ограбить или убить), нужно не считать его человеком.
Говорят, это подготовка к неизбежной войне – к обнулению зашедшей в тупик мировой финансовой системы.
Тут много «но»: теория детерминированных псевдослучайных систем (по-американски – «теория хаоса») – штука сложная. Хочешь мира – готовься к войне, а хочешь войны – готовься к миру. Никакая «финансовая элита» не будет на сто процентов вкладываться в один сценарий. Даже если кажется, что альтернативы войне нет, нельзя не иметь плана действий на случай, что ее не будет. В общем, не все так плохо.
Но давайте исходить из предположения, что именно к войне все и движется. И тогда получается, что на нашем обывательском «участке фронта» американская девочка с фотоаппаратом – существо крайне полезное. Она работает против «военного сценария» – мешает своим финансовым элитам подготавливать население к войне с нами.Ерунда, мелочь, но правда.
Но тогда и наши «хорошие лица» делают полезное дело! Точно так же они твердят: «Мы хорошие, посмотрите, какие хорошие. Мы за гомосексуализм и против агрессии. Это все Путин»... И условный американский народ чешет в затылке: «Да, елы-палы, они хорошие, это все Путин... Давайте не будем их убивать, лучше дадим еще немного денег Навальному».
Ну и кому от этого плохо? Пусть Навальный открывает штабы и марширует «против часовой» (посолонь), пусть на «Эхе Москвы» рассказывают (что там они рассказывают?.. я не в курсе), пусть все идет, как идет.
Лучше много маленьких неприятностей, чем одна большая.
Мы привыкли рассматривать нашу российскую «оппозицию» как проект власти, направленный на решение внутриполитических проблем: загнать всех недовольных в одно смрадное место, чтоб других недовольных не было, а это смрадное место – холить, лелеять за газпромовский счет и контролировать (ну, по типу азефовщины или Ленинградского рок-клуба).
А вдруг все еще красивее?
Вдруг оппозиция не просто протестные настроения канализирует, но и важное правительственное задание выполняет, как Штирлиц? Ну не знаю, что-то вроде отвлекающей активности на линии фронта...
Переваривая свой пирожок, я вдруг понял одну простую, но ошеломительно важную вещь. «План Путина» существует. Просто не все в мире (кто бы мог подумать) по нему идет.
Мы обычно обращаем внимание на то, что идет не по Плану, и злимся: ну вот, все пропало, никакого плана нет, всюду ложь и предательство, мы беззащитны на суровом ветру истории!
А на то, что идет по Плану, внимания не обращаем. Так на это и нельзя обращать внимания – чтоб и дальше по нему шло. «Деньги любят тишину», а уж планы-то...
И еще подумал.
Мне бы очень хотелось, чтобы наш президент сказал: «Братья и сестры! Положение критическое, поэтому Макдональдсы закрываются». И дальше: «Мы не производим ни помидоров, ни лекарств – доколе, товарищи? Все к станку!»
Очень хочу.
А вот к станку... Ну, у нас же есть кому, да?
Annotation
Литературный критик, который не нуждается в представлениях. Свод блестящих и парадоксальных эссе от Пирогова, где читателю постоянно задают грозные и ехидные вопросы, на которые он не в состоянии ответить.
Лев Пирогов
О чём эта повесть?
Эти пирожки уже есть нельзя
А до смерти - четыре шага
Чем сердце успокоится
Простота лучше воровства, или о чуде Божьем
Хинди-руси, швайн, швайн
Камо стучиши?
Слушайте ваши «Валенки»
Чужой против Хищника
Наши жёны в пушки заряжёны
Двое в юбке, не считая грамматики
Шестидесятники. Необычный мёртвый
Фонтан любви, фонтан живой…
Мальчик был, есть и хочет есть
Счастливы одинаково
Андеграунд, или Подполье
Кого спасать?
Мир, как мы его знали, подходит к концу
Отдам родину в хорошие руки
Вот за это вас и не любят
Так жить можно, или о русском долготерпении
Почему я не был на «Русском марше»
Что они делают, когда мы на них не смотрим?
Позорное благоразумье
Выборы. Пояс
Президент M.D
Упирающаяся натура
Об изрядной порядочности
Я сурковская пропаганда
Продолжение ряда
Сим победим
Русские. Слишком узкие
Классовая борьба детей
Власть и народовластие
Пальмовые воры
О долготерпении
Конец креатива
Малому народу - большое плаванье
Совесть как ресурс
Трение качения
Маруся застрелилась
Спасибо, что вы выбрали сайт ThankYou.ru для загрузки лицензионного контента. Спасибо, что вы используете наш способ поддержки людей, которые вас вдохновляют. Не забывайте: чем чаще вы нажимаете кнопку «Спасибо», тем больше прекрасных произведений появляется на свет!
Лев Пирогов
УПИРАЮЩАЯСЯ НАТУРА
О чём эта повесть?
Названы пять произведений - финалистов очередной Премии Белкина, вручаемой за лучшую повесть года. Поделюсь впечатлениями.
В финал вышли три хорошие повести и две, скажем так, «объективно отражающие состояние литпроцесса».
Две из хороших я бы назвал, скорее, рассказами. (Возможно, авторы и писали их как рассказы, но редакторы, памятуя о премии, решили «пусть будет повесть». Это тоже «отражает состояние литпроцесса»: рассказы мы называем повестями, повести - романами, а романы - «событиями» и редко пишем. Бьёт это в первую очередь по рассказу: в «рассказах» теперь ходят лирические зарисовки и сценки, ну да и ладно.)
Хотя не ладно: жанр - это «модель личности» (выбором конфигурации личности определяется масштаб события, а масштабом события - объём текста). Значит, если мельчает жанр, о чём это говорит?..
Получается, все пять повестей «отражают».
Афанасий Мамедов. У мента была собака // Дружба народов. - № 9. - 2010.
Жизнь одного из бакинских дворов в муторные перестроечные годы, когда «Народный фронт» изгоняет армян и в оставленные ими дома вселяются те, кому «повезло». Написано немного натужно - не потому, что автор не умеет писать, наоборот: потому что помнит о том, что умеет, и старается писать хорошо. Персонажи от этого вышли чуть излишне этнографичными - слишком уж стремился передать интонации, «колорит»: не просто люди, а люди особые, но ведь загвоздка в том, что «особые» - это всегда чуть меньше, чем «просто люди». (Скажем, Александр Иличевский в романе «Перс» этой ловушки счастливо избежал.)
Но и «особым» людям сочувствуешь, привыкая к ним (да может быть, так и надо, всё-таки чужая культура, ты вот попади-ка туда живьём). Мамедов настоящий художник, его текст дышит, живёт; и красота его настоящая - увиденная, а не придуманная.
Это очень важно, по-моему, чтобы красота рождалась не из удачного подбора слов, а приходила из жизни: то есть вот художник приметил в жизни что-то и точно, по возможности без выкрутасов (которые могут навредить точности) это передал.
Например: двор готовится к празднику, зарезали барана, на земле лежит его голова. И тут Мамедов пишет: «Вокруг неё угадывается не совсем ещё отлетевшая, тихо перешедшая последнюю грань жизнь; это «не совсем ещё» чувствуют зелёные мухи и подранный кот, застывший по-египетски на крыше дворового туалета».
Увидели?.. Это как в живописи: бывает «хороший глаз», а бывает «хорошая рука», и глаз гораздо важнее. Художник предлагает не восхититься его умением, «смотрите, как я могу», а приглашает взглянуть вместе с ним на мир, восхититься красотой мира. Даже если это не «красота красивая», а мёртвая голова.
«У этого барана, когда он тут вокруг вас ходил и курдюком тряс, души больше было, чем у всего двора», - говоря словами одного из мамедовских персонажей.
О чём эта повесть? О том, что добро в людях способно победить зло, даже если сами они добрыми от этого не становятся. И даже в милиционере по имени Гюль-Бала души всё ж никак не меньше, чем в том баране.
Иван Наумов. Мальчик с саблей // Дружба народов. - № 3. - 2010.
Дело происходит в одной из многострадальных югославских провинций, разделённых на «зоны ответственности» натовских и российских войск. В православном анклаве на территории, заселённой в основном мусульманами. (Впрочем, автор их так не называет, у него все этнонимы и топонимы условны, потому что не в религиях и народах дело.)
В общем, те, которых больше, готовятся перебить тех, которых меньше. Российские спецслужбы организуют утечку оружия из части, чтобы тем, которых меньше, было чем защищаться. Малочисленный российский контингент принимает бой. Главный герой гибнет, и вместе с ним гибнет итальянский офицер, вступивший в бой вопреки должностной инструкции. Просто потому, что накануне видел в городке памятник - «мальчика с саблей», когда-то отомстившего захватчикам за отца и принявшего мученическую смерть. Или не просто поэтому.
Наумов не такой тонкий лирик, как Афанасий Мамедов, у него сам «материал» этого не потерпит, но о нём и его героях хочется сказать: «Люди с мужественной и нежной душой». Слова эти, увы, давно затёрты: нам редко выпадает случай понять, что где мужество, там и нежность. Умение принять смерть прочно связано с умением ценить и понимать жизнь, а если живёшь по-настоящему, то и пишешь по-настоящему (а не «чтобы литература»).
Впрочем, и с литературой у Наумова всё нормально, он зрелый мастер, просто не хочется тут рассуждать «о достоинствах». Это не «военная проза», не в большей степени «военная», чем рассказ Толстого «Рубка леса». И уж тем более не маканинский «человек на войне». Тут человек - везде человек.
О чём эта повесть? Бессмысленный вопрос. Всё понятно.
Анна Немзер. Плен // Знамя. - № 7. - 2010.
Молодец писательница, что всё это написала. Даже читать было непросто, а уж писать-то… Нет-нет, усилия не видны, напротив: написано легко, с драйвом. Авторская интонация с приметами разговорной речи даже несколько назойливо, на мой вкус, лезет на первый план. Но большинство критиков это ценят, называют словом «язык», так что…
Повесть оставляет ощущение фантасмагории. Действие происходит то накануне войны, то в позднее советское время, то здесь, то в Афганистане. Что где происходит, ещё и потому сложно понять, что своих героев, людей преимущественно тоже военных, писательница списывала не с натуры, а с телесериала «Менты».
Действительность описываемых событий тоже вызывает сомнения: скажем, начинается всё с того, что расстрелом дезертира командует аж комдив, и расстреливает беднягу отделение в каком-то странном численном составе - восемнадцать человек. Может быть, так и надо?
Не знаю, не уверен. Не спрашивайте меня, пожалуйста, о чём эта повесть. «О жизни».
Алиса Ганиева. Салам тебе, Далгат! - М.: АСТ, Астрель, 2010.
Про страшных дагестанских подростков. Подростки, они вообще страшные, но дагестанские, согласитесь, особенно. Согласны? Ну почитайте. Ничего особенного, всё как у людей. И книг подобных тоже немало. (В первую, вторую и третью очередь вспоминаются «Гопники» Владимира Козлова, в последнюю - «Заводной апельсин».)
Такие повести всегда интересно читать. Автору замечательно удаётся речь персонажей, она прочно встревает в голову, в ней есть отрицательное, но сильное обаяние. Мне даже пришла парадоксальная, может, и слишком смелая мысль: Ганиева любит этих людей. Со всем их скотством, со всеми причиняемыми себе и другим невзгодами. Любит «чёрненькими». А это ценный дар.
Мы ведь чаще хотим, чтобы нас полюбили беленькими, наивно выпячиваем свои достоинства и, даже когда говорим «люби меня таким, какой есть», подразумеваем под этим некоторую доблесть. И редко задумываемся о том, что лишь тот, кто полюбил нас слабыми, «не в форме» (применительно к писателям - «не за лучшую вещь»), полюбил потерпевшим поражение, униженным и продрогшим, как шофёр грузовика Рубик - гордого грузинского сокола, только тот полюбил нас по-настоящему.
Вот я как-то и понадеялся, что она о любви к родине, эта повесть.
Сергей Красильников. Critical Strike // Октябрь. - № 4. - 2010.
Извините за резкость, которой, впрочем, я попробую избежать. Я такой литературы не понимаю. И даже тот, кто говорит, что понимает, не смог мне объяснить, о чём она.
Якобы в ней есть «ощущение безысходности, необоримости зла, загнанности в каменный тупик, и именно от этого она так труднодоступно читается».
Так, значит, о необоримости зла?..
Ещё в ней якобы «много иронии, гротеска, вялотекущего сюжета».
Это хорошо или плохо?
На мой взгляд, вялотекущего можно бы и поменьше…
Я тоже не буду пытаться объяснить. Не знаю, может быть, по замыслу автора там всё становится на места после последнего абзаца, но мне почему-то стало всё необоримо понятно уже после первого: «Мне всё детство рассказывали про людей, которые выжили после удара молнии. Это начала бабушка: как сейчас помню, несла что-то про двоюродного племянника…»
И после этого «несла», сказанного о бабушке, как-то вдруг всё сразу и понял - и о рассказчике, и об истории, которую он собирается рассказать.
Да, гротеска хватает… Из-под него проступает что-то вроде сатиры на жизнь современной Латвии, но вот хоть убейте - неинтересно. Про Югославию, Дагестан и Азербайджан было интересно, а тут почему-то нет. (В следующем году, кстати, надеюсь что-нибудь про Россию прочесть. Не в смысле про Федерацию, а просто.)
Трудно сказать, какая повесть будет объявлена победительницей. На мой взгляд, состязаться должны Иван Наумов и Афанасий Мамедов, но жюри может склониться и к Алисе Ганиевой (тут и повесть удалась, и девушка умная, красивая, к тому же актуальных кровей), и к Анне Немзер (всё-таки проделана большая работа, а любить, как мы помним, можно и не за «лучшую вещь»), а если захочется лавров последнего скандального «Букера» - то и к Сергею Красильникову.