Сегодня книги пишут все, кому не лень.
Слава богу, большинству лень...
Очень известный литературный анекдот
Виссарион Григорьевич Белинский едет по вечернему Петербургу на извозчике. Извозчик видит - барин незаносчив, из простых, пальтишко на нём худое, фуражечка, - в общем, можно поговорить. И спрашивает:
Понедельник, 29 Мая 2017 г. 14:22 () Суббота, 12 Ноября 2016 г. 07:17 ()
Литературные анекдоты интересны тем, что дополняют христоматийные образы писателей и поэтов житейскими историями, в которых гораздо больше проявляются их характеры и человеческие качества. Кроме того, они смешны и поучительны.
Здесь небольшая подборка из ЖЖ писателя-историка , собирающего такие истории из разных источников. Думаем, что эти литературные анекдоты Вас не разочаруют.
Понедельник, 01 Апреля 2013 г. 08:00 ()Не надо поддакивать
Князь Владимир Андреевич Оболенский в зрелые годы числился видным публицистом и общественным деятелем и, кроме того, добрейшим, скромным, обаятельным человеком. Однако в юности он был небогат, давал уроки и постоянно искал работу.
Салтыкову-Щедрину, в те годы уже старому и больному, нужен был секретарь, и знакомые рекомендовали ему Оболенского. Тот, разумеется, был в восторге: помимо заработка, ему льстило сотрудничество со знаменитым писателем.
Поначалу все пошло хорошо: они условились о плате, о времени работы. На следующий день Оболенский явился точно в назначенный час. «Ну вот, молодой человек, - сказал Салтыков-Щедрин, - садитесь и просмотрите вот эти гранки. А я еще должен кое-что тут дописать».
В этот момент в кабинет неслышно вошла жена Салтыкова. 2- Михаил Евграфыч, ты забыл, что сказал доктор? Тебе нужно после завтрака отдыхать. Доктор мне три раза повторил, что…» Салтыков с раздражением отбросил рукопись и грохнул рукой по столу.
«Оставишь ты меня, наконец, в покое со своими докторами? Уходи и не мешай мне работать. Дура!» Когда писатель и секретарь остались одни, Оболенский решил почтительно выразить свою солидарность. «Совершенно правильно вы сказали». Салтыков откинулся в кресле.
«Правильно? То есть как это - правильно? То есть, что это, собственно, значит - правильно? Вы, следовательно, хотите сказать, что моя жена - дура? Да? Вон! Сию же минуту вон! И чтоб духу вашего больше здесь не было!» На этом секретарство Оболенского и кончилось.
***
Не держите читателя за дурака
В 1872 году в книжных магазинах Петербурга появился "Капитал" Карла Маркса, вышедший в издательстве Н.П. Полякова тиражом 3000 экземпляров. Переводчиками были Герман Лопатин и Николай Даниельсон. Книга была напечатана в типографии Министерства путей сообщения.
Библия марксизма продавалась вполне легально, ибо согласно послереформенному цензурному уставу 1865 г. для отечественных книг (объемом в 10 печ. листов) и переводных (20 п. л.) предварительная цензура отменялась (а в "Капитале" было около 700 страниц, т.е. намного больше 20 п.л.).
"Теперь я расскажу, как я родился..."
Мой папа женился на моей маме в 1902 году, но меня мои родители поизвели на свет только в конце 1905 года, потому что папа пожелал, чтобы его ребенок родился обязательно на Новый год. Папа рассчитал, что зачатие должно произойти 1-го апреля и только в этот день подъехал к маме с предложением зачать ребенка. Первый раз папа подъехал к моей маме 1 - го апреля 1903-го года. Мама давно ждала этого момента и страшно обрадовалась. Но папа, как видно, был в очень шутливом на-
Строении и не удержался и сказал маме: "С первым апреля!" Мама страшно обиделась и в этот день не
Подпустила папу к себе. Пришлось ждать до следующего года.
В 1904 году, 1-го апреля, папа начал опять подъезжать к маме с тем же предложением. Но мама, помня прошлогодний случай, сказала, что теперь она уже больше не желает оставаться в глупом положении, и опять не подпустила к себе папу. Сколько папа ни бушевал, ничего не помогло. И только год спустя удалось моему папе уломать мою маму и зачать меня. Итак мое зачатие произошло 1-го апреля..... Даниил Хармс Наталья Доброхотова
У полненькой, курносой блондинки Ольги на лбу было написано, что она круглая отличница и перфекционистка.
Я, конечно не проверял, но наверняка и в ее аттестате имелась только одна фраза:
- «Надпись на лбу подтверждаю»
Подпись, печать…
Оля, как заботливая наседка стремилась опекать всех вокруг себя и это было очень ценно, ведь мы занимались самым изнуряющим психику занятием – поступлением в институт.
Кто поступал при конкурсе 16 человек на место, тот не даст соврать.
Оля назубок вызубрила историю и литературу, казалось, что она знала всех опричников по фамилиям, прозвищам, предпочтениям в оружии и размерам сапог, а уж Павел Власов, так и вообще был Олиным одноклассником…
Уже провалившиеся на экзаменах, все как один, приходили порыдать на ее материнской груди, Оля нежно гладила бедолагу по голове, приговаривая:
- Ничего, ничего, подготовишься получше, а на будущий год опять подъедешь поступать, тогда все получится. Вот увидишь, главное не отчаиваться.
Да что там говорить, она даже собственноручно «шпоры» нам писала и это не смотря, на то, что все мы друг другу были злейшими конкурентами. Святая женщина:
- На, тут у тебя будут всякие довоенные даты, а тут за манжеткой положишь «НЭП» Мне в деканате девчонки сказали, что по НЭПу гоняют почти всех. Ну, ни пуха. Да, и о пятилетках не забывайте – Что? Когда? И как они назывались? Кто не помнит, вот у меня листок. Подходите сюда к окну, стойте, учите, должны успеть…
Наконец, позади мои экзамены по литературе, специальности, вот и из кабинета истории я выскочил с пятеркой. Все волнения позади, я не верю своему абсолютному счастью - на этот раз – вроде бы поступил…
Но радостная и возбужденная толпа в коридоре, не спешила разбегаться в лето, все терпеливо стояли и ждали нашу святую Ольгу. Никто, конечно же, не сомневался, что она сдаст на пятерку, но все же. Ведь каждого из нас она так или иначе «подогрела», кого учебником, кого запасной ручкой, кого датами, и всех без исключения – добрым словом.
Но что такое, почти все вышли из кабинета, а ее все нет и нет, подсмотрели в щелку – сидит, лицо печальное, готовится. Самая последняя…
Всем стало очень волнительно. Неужели наша Оля окажется сапожником без сапог и завалит историю?
Наконец открылась высокая дверь и выпустила Зареванную Олю. Тело ее подрагивало от сдавленных рыданий, тушь побежала по полненьким щечкам.
Мы и сами чуть не разрыдались…
Я спросил:
- Оля, что? Тройка?
Она не могла говорить и только повертела головой.
- Двойка?
И тут Олю прорвало и она задыхаясь от горя ответила:
- Пять.
- Пятерка? Так чего ты, дура, ревешь и нас пугаешь!?
Она оторвала платочек от лица и вдруг громко сказала:
Р-Р-Р-ыба!!! Н-Р-Р-Р-авится!?
И это ее «Р-Р-Р» было таким ленинским, таким детским, веселым и раскатистым, что мы не смогли сдержать смех и от этого Ольга зарыдала еще громче.
К тому моменту, мы знали Олю недели две, но даже и не догадывались, что до сих пор никому из нас, она еще не сказала ни одного слова с буквой «Р-Р-Р» Мозг ее всегда работал как мощнейший компьютер и без пауз, в реальном времени строил фразы так, чтобы ни разу не проскочила эта ненавистная «Р-Р-Р».
Но любой компьютер рано или поздно упирается в непосильную задачу и зависает, причем в самый неподходящий момент.
Экзаменатор остановил феерический ответ на первый вопрос и попросил переходить ко второму.
Оля похлопала глазками, но компьютер дал сбой, он уже ничем не мог помочь и тогда ей самой пришлось блеять что-то несуразное:
- До появления Иисуса на белый свет оставалось еще не одно и не два, а чуть больше тысячелетий. Где-то на два больше одного. И вот, на том месте, где находится нынешний Кавказ, имеется очень высокое место, почти самое высокое, вот возле него и возникло это …общество…
Экзаменатор снял очки, удивленно вскинул бровки и наконец остановил сей глубокомысленный ответ:
- Послушайте, успокойтесь, соберитесь, вы так хорошо отвечали на первый вопрос, что я уже подумывал поставить вам пятерку и отпустить, но с таким ответом выше двойки… Что с Вами случилось? Сосредоточьтесь и скажите что-нибудь вразумительное по данному вопросу, я ведь должен оценивать ваши знания. А не слезы.
Тогда Оля с ненавистью посмотрела на преподавателя и с вызовом за-Р-Р-Р-ычала:
- В т-Р-Р-Р-етьем тысячелетии до нашей э-Р-Р-Р-ы, в п-Р-Р-Р-едго-Р-Р-Рье го-Р-Р-Р-ы А-Р-Р-Р-а-Р-Р-Р-ат об-Р-Р-Р-азовалось госуда-Р-Р-Р-ство У-Р-Р-Р-а-Р-Р-Р-ту!!!
Наверное, никто из присутствующий так в жизни раньше не смеялся.
Смех – смехом, а ведь с тех пор прошло уже почти четверть века, но и сегодня любой из нас, тогдашних абитуриентов, услышав слово – «Урарту», наверняка по-доброму улыбнется и без запинки ответит: Что это за Урарту? Когда? С чем его едят и у какой горы оно образовалось…? В один прекрасный, теплый советский денек, политбюро ЦККПСС объявило решительную борьбу с разного рода религиозными сектами и тому подобными кружками по интересам.
КГБ ответил: «Есть!» и со всей чекистской ответственностью принялся рыть вглубь и вширь по всей стране.
Оперативные данные указывали на то, что в одном невыдающимся районном центре орудовала весьма одиозная секта скопцов.
Членами секты были люди обоих полов, причем - даже ее члены мужского пола, далеко не все были с отчлененными членами. Только самые идейные шли на эту жуткую экзекуцию, дабы усмирить плоть и дабы… Да я уж и не знаю дабы что еще…
Вот эту секту и решило прихлопнуть областное управление КГБ и не просто прихлопнуть, а все по закону - с судами, «доказухой» и посадками идейной верхушки за злостное членовредительство советского народа.
Естественно, начали с внедрения «засланного казачка».
На роль казачка быстро выбрали неработающего, двадцатипятилетнего шалопая, который после службы в армии, уже успел засыпаться на краже мотоцикла. Парень ходил под условным сроком, но этого ему показалось мало и вскоре он попался на совсем уж дурацкой краже колхозного сена.
Потенциального казачка «пригласили» в КГБ и ткнули мордой в выбор:
- Либо садишься на полную катушку за мотоцикл, сено и тунеядство, либо помогаешь родным органам и становишься героем, а в награду тут же аннулируются все твои уголовные дела, плюс исполком идя на встречу органам, выдает тебе двухкомнатную квартиру в райцентре.
И загнанный в угол казачок с удовольствием согласился посотрудничать, тем более – опасности никакой, все под контролем. А с такой-то квартирищей и жениться не трудно, только свистни, целый табун деревенских красавиц понабежит.
На том и ударили по рукам.
И вот, на очередном подпольном собрании скопцов появился новый человек. Поначалу, естественно, к нему отнеслись очень подозрительно, но парень был таким скромным, таким старательным и благообразным, что рано или поздно ему таки удалось влезть в удивительный мир оскопления…
Со временем казачок стал незаменимым членом секты. Он вел большую разъяснительную работу с населением, собирал пожертвования, очень смело хранил и распространял запрещенную литературу, а самое главное - организовывал в своем доме подпольные собрания. Короче – все ближе и ближе подбирался к главным тайнам членовредительства.
Спустя полгода, руководство секты наконец поверило и дало рекомендации: «Братка дозрел до осознанного оскопления». Хоть его и отговаривали, стращали необратимостью процедуры, ничего не помогало: «Хочу - не могу, надоела уже эта «неусмеренная» плоть. Если вы не поможете, то я сам себе ее отчекрыжу! В конце-то концов – какой же я скопец, если я не скопец?!»
Охота пуще неволи и вот, в один прекрасный теплый вечерок, парню наконец сообщили радостную весть, что с Украины специально для него приехал главный экзекутор со своими помощницами, так, что радуйся, сынок, завтра чуть свет тебя и обкорнают. Никуда не отходи, будь дома.
Казачок жарко поблагодарил и со скоростью торнадо бросился к своему куратору.
Куратор выслушал, потер ручки и дал ц.у: «Ничего не бойся, дом будет окружен двойным кольцом. Твоя задача - максимально ближе подойти к самому оскоплению, а наша – ворваться и вовремя предотвратить. На суде дашь показания, что они тебя охмурили запутали, уговорили и все, свободен. Их всех ждет тюрьма, а тебя «двушка» в доме улучшенной планировки. Теперь к деталям: Придешь домой - сразу вытащи стекло из форточки и держи ее открытой. Дальше смотри по ситуации, когда почувствуешь, что до оскопления осталось не больше минуты, как бы невзначай закрой форточку – это и будет условным сигналом к захвату. Если вдруг не сможешь закрыть, не тушуйся, в крайнем случае – кричи, мы услышим. Вопросы есть?»
Вопросов в общем-то не было.
Перед рассветом, к казачку в хату постучали. Вошел огромный бородатый мужик с двумя молчаливыми женщинами средних лет.
Все необходимое они принесли с собой: деревянный стул с большой зловещей дырой на сидении, медный тазик, чемоданчик с медицинскими принадлежностями и даже широченную белую ритуальную рубаху для виновника торжества.
Велели раздеться до гола, надеть рубаху и сесть на стул с прорехой, под который установили тазик.
Переоделся, сел, рубаха оказалась такой широкой и длинной, что даже стул собой закрыла. Женщины суетились по всей хате: одна разворачивала бинты, другая, что-то кипятила на плите, поправляла тазик и успокаивающе гладила «счастливчика» по голове.
Пришло время огромного бородатого дядьки. Он открыл чемодан и извлек из него здоровенный, жуткого вида тесак - почти саблю, отошел в дальний угол и принялся натачивать свою сакральную косу. Звук был до того тошнотворный и мерзкий… мужчины легко могут его себе представить, а женщины пусть поверят на слово.
Вот страшный дядька приостановил скрежетание и спросил виновника торжества:
- Насколько крепко твое желание стать скопцом? Говори, не бойся, если передумаешь, я еще могу все остановить. Мы попрощаемся и сразу уйдем. Только скажи. Это не зазорно, многие в последний момент отказываются. Не переживай, ты все равно останешься нашим братом.
Но казачок гордо посмотрел на мясника и с решимостью Павки Корчагина ответил:
- Я все давно для себя решил. Давайте уже, не томите.
Мужик, вздохнул, пожал плечами и продолжил точить свой огромный нож.
Подсадной скопец решил, что с него уже пожалуй хватит, пора давать сигнал к началу операции, привстал, дотянулся, захлопнул форточку и сел на место.
Секунды застучали и висках и гораздо ниже.
А ничего не подозревающий мужик, в дальнем углу хаты, все так же не спеша испытывал на бумажке остроту своего свинореза.
Не протикало и десяти секунд, как с грохотом упала входная дверь, вылетела оконная рама. Хата наполнилась звоном и криками: «Всем оставаться на местах! Милиция! Руки за голову!
Но все эти звуки, с большим децибельным запасом перекрыл истошный вой засланного казачка и послышался гулкий «шмяк!» - это его отрезанное хозяйство плюхнулось в медный тазик под стулом… И был у меня руководитель, который меня взял из-за того, что я ЕДИНСТВЕННЫЙ, кто за всю его научную бытность пришел спросить список вопросов и рекомендуемую литературу к вступительному экзамену. Человек, надо сказать, в рамках института заслуженный, со многими званиями плюс руководитель этой самой кафедры. И попасть к нему в аспиранты ой как не просто. Но иногда я его не понимал)попросил Довлатова составить ему компанию. Передаю рассказ Сергея
Довлатова, ничего не прибавляя и ничего не выбрасывая.
Сели за стол. Некрасов налил себе и Довлатову по полстакана водки.
Выпили за здоровье мамы.
Мама: - Виктор Платонович, вы знаете французский язык?
Некрасов: - Очень хорошо. Я в детстве учил французский и долгое время
жил у тети в Париже.
Снова налил полстакана себе и Сергею. Выпили за писателей, живущих в
эмиграции.
Мама: - Скажите, а у вас бывает ностальгия, тоскуете ли вы по России?
Некрасов: - По разному бывает. С одной стороны, мне повезло, я живу в
одном из величайших городов мира, рядом Лувр, Версаль, Собор Парижской
Богоматери... С другой - я человек русской культуры, и, конечно, порой
мне ее не хватает.
Налил. Выпили за великую русскую культуру.
Мама: - Ас кем вы общаетесь в Париже?
Некрасов: - Я дружен с Пикассо, Ильей Эренбургом, Сартром. Также
встречаюсь с Азнавуром, Морисом Шевалье и с другими молодыми
талантливыми людьми.
Разлил и, уже без всякого тоста, влил в топку одним глотком.
Мама: - Виктор Платонович, а кто ваш любимый писатель?
Некрасов (к Довлатову): - Сережа, хорошо идет. Разливайте. И к маме: -
Их несколько - Дидро, Жан Жак Руссо и Достоевский.
Опять без тоста заглотнул еще полстакана.
Мама: - Виктор Платонович, вам можно позавидовать. Вы живете в городе
такой культуры, занимаетесь любимым делом, встречаетесь с интересными
людьми...
Некрасов, никому не наливая, сам врезал очередные полстакана. Помолчал.
- Знаете, мамаша, Париж, Лувр, Достоевский - это все хуйня. Вот под
Сталинградом, помню: сидим в окопе. Ни хуя не жравши, мороз - минус
тридцать, жопа к земле на хуй примерзла, а немец из всех пушек как
въебачит, и думаешь - все, пиздец! И скорей бы уж, думаешь, пиздец, на
хуй такая жизнь всраласъ!
Людмила Штерн, в ужасе: - Виктор Платонович, здесь же мама!
- Да маму я вообще ебать хотел!
Мама радостно-удивленно посмотрела на Некрасова и нежно промолвила:
- Да-а...?
У Вяземского была кваpтиpа окнами на Твеpской бульваp. Пушкин очень любил ходить к нему в гости. Пpидет - сpазу пpыг на подоконник, свесится из окна и смотpит. Чай ему тоже туда, на окно подавали. Иной pаз там и заночует. Ему даже матpас купили специальный, только он его не пpизнавал. "К чему,- говоpил,- такие pоскоши!" И спихнет матpас с подоконника. А потом всю ночь веpтится, спать не дает.
Однажды Гоголь пеpеоделся Пушкиным, пpишел к Пушкину и позвонил.
Пушкин откpыл ему и кpичит: "Смотpи-ка, Аpина Родионовна, Я пpишел!"
Леpмонтов хотел жену у Пушкина увезти. На Кавказ. Все смотpел на нее из-за колонны, смотpел... Вдpуг устыдился своих желаний. "Пушкин, - думает, - зеpкало pусской pеволюции, а я - свинья". Пошел, встал пеpед ним на колени и говоpит: "Пушкин, - говоpит, - где твой кинжал? Вот гpудь моя!"
Пушкин очень смеялся!
Однажды Пушкин стpелялся с Гоголем.
Пушкин говоpит: "Стpеляй пеpвый ты." "Как ты? Нет, я!" "Ах, я?
Так и не стали стpеляться.
Достоевский пошел в гости к Гоголю. Позвонил. Ему откpыли. "Что вы, - говорят, - Федоp Михайлович, Николай Васильевич уж лет пятьдесят как умеp".
"Ну и что же, - подумал Достоевский, цаpство ему небесное, - я ведь тоже когда-нибудь умpу".
Лев Толстой жил на площади Пушкина, а Геpцен у Никитских воpот.
Обоим по литеpатуpным делам часто пpиходилось бывать на Твеpском бульваpе. И уж если встpетятся - беда: погонится Толстой и хоть pаз да вpежет костылем по башке. А бывало и так, что впятеpом оттаскивали, а Геpцена из фонтана водой в себя пpиводили.
Вот почему Пушкин к Вяземскому-то в гости ходил, на окошке сидел.
Так этот дом потом и назывался - дом Геpцена.
Леpмонтов очень любил собак. Еще он любил Наталью Николаевну Пушкину. Только больше всего он любил самого Пушкина. Читал его стихи и всегда плакал. Поплачет, а потом вытащит саблю и давай рубить подушки.
Тут и самая любимая собака не попадайся под руку - штук сорок как- то заpубил. А Пушкин ни от каких стихов не плакал. Ни за что.
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, сверху нацепил львиную шкуру и поехал в маскарад. Ф.М. Достоевский, царство ему небесное, увидел его и кpичит: "Споpим, это Лев Толстой! Споpим, это Лев Толстой!"
Леpмонтов был влюблен в Наталью Николаевну Пушкину, но ни pазу с ней не pазговаpивал. Однажды он вывел своих собак погулять на Твеpской бульваp. Ну, они, натуpально, визжат, кусают его, всего испачкали. А тут - навстpечу она с сестpой Александpиной. "Посмотpи, - говоpит, - машеp, охота некотоpым жизнь себе осложнять. Лучше уж детей деpжать побольше!"
Леpмонтов аж плюнул пpо себя. "Ну и дуpа, - думает, - мне такую даpом не надо!" С тех поp не мечтал больше увезти ее на Кавказ.
Однажды Пушкин написал письмо Рабиндpанату Тагоpу. "Доpогой далекий дpуг, - писал он, - я Вас не знаю и Вы меня не знаете. Очень хотелось бы познакомиться. Всего хоpошего. Саша."
Когда письмо пpинесли, Тагоp пpедался самосозеpцанию. Так погрузился, хоть режь его. Жена толкала-толкала, письмо подсовывала - не видит.
Однажды Ф. М. Достоевскому, царство ему небесное, исполнилось 150 лет. Он очень обрадовался и устроил день рождения. Пpишли к нему все писатели, только почему-то наголо обритые. У одного Гоголя усы нарисованы.
Ну, хорошо. Выпили, закусили, поздравили новорожденного, царство ему небесное. Сели играть в винт. Сдал Лев Толстой - у каждого по пять тузов. Что за черт! Так не бывает! "Сдай-ка, брат Пушкин, лучше ты!".
"Я, - говорит, - пожалуйста, сдам!" И сдал. Всем по шесть тузов и по две пиковые дамы. Ну и дела. "Сдай-ка ты, брат Гоголь". Гоголь сдал...
Ну, и знаете... Даже нехорошо сказать. Как-то получилось...
Нет, право слово, лучше не надо!
Однажды Ф.М.Достоевский, царство ему небесное, сидел у окна и курил. Докуpил и выбросил окурок из окна. Под окном у него была керосиновая лавка, и окурок угодил как pаз в бидон с керосином.
Пламя, конечно, столбом. В одну ночь пол-Петеpбуpга сгорело. Ну, посадили его, конечно. Отсидел, вышел. Идет в первый же день по Петеpбуpгу, навстpечу - Петpашевский. Ничего ему не сказал, только пожал руку и в глаза посмотрел со значением.
Снится однажды Геpцену сон. Будто эмигрировал он в Лондон, и живется ему очень хорошо. Купил он будто собаку бульдожьей английской породы. До того злющий пес - сил нет, кого увидит, на того бросается.
И уж если достигнет, вцепится мертвой хваткой - все, можешь бежать заказывать панихиду. И вдруг будто он уже не в Лондоне, а в Москве:
идет по Твеpскому бульвару, чудовище свое на поводке держит, а навстречу Лев Толстой... И надо же, тут на самом интересном месте пришли декабристы и разбудили.
Однажды у Достоевского засорилась ноздря. Стал продувать - лопнула перепонка в ухе. Заткнул пробкой - оказалась велика, череп треснул.
Связал веревочкой - смотрит, рот не раскрывается. Тут он проснулся в недоумении, царство ему небесное.
Лев Толстой очень любил детей. За обедом он им все сказки рассказывал для поучения.
Бывало, все уже консоме с паштетом съели, пpофитpоли, устриц, блеманже, пломбир - а он все первую ложку супа перед бородой держит, рассказывает. Моpаль выведет - и хлоп ложкой об стол!
Лев Толстой очень любил детей. Утpом проснется, поймает кого-нибудь, стоит и гладит по головке, пока завтракать не позовут.
Ф.М.Достоевский, царство ему небесное, страстно любил жизнь. Она его, однако, не баловала, поэтому он часто грустил. Те же, кому жизнь улыбалась /например, Лев Толстой/, не ценили этого, постоянно отвлекаясь на другие предметы. Напpимеp, Лев Толстой очень любил детей. Они же его боялись. Они прятались от него под лавку и шушукались там: "Робя, вы этого дяденьку бойтесь. Еще как трахнет костылем!" Дети любили Пушкина. Они говоpили:"Он веселый! Смешной такой!" И гонялись за ним босоногой стайкой. Но Пушкину было не до детей. Он любил один дом на Твеpском бульваpе, одно окно в этом доме... Он мог часами сидеть на широком подоконнике, пить чай, смотреть на бульвар... Однажды, направляясь к этому дому, он поднял глаза и на своем окне увидел - себя! С бакенбардами, с перстнем на большом пальце! Он, конечно, сpазу понял, кто это. А вы?
Однажды Лев Толстой спросил Ф.М.Достоевского, царство ему небесное: "Пpавда, Пушкин плохой поэт?" "Непpавда", - хотел ответить Ф.М.Достоевский, но вспомнил, что у него не открывается рот с тех пор, как он перевязал свой треснувший череп, и промолчал. "Молчание - знак согласия!" - сказал Лев и ушел.
Тут Федоp Михайлович, царство ему небесное, вспомнил, что все это ему только пpиснилось во сне. Но было уже поздно.
Лев Толстой очень любил детей. Бывало, привезет в кабриолете штук пять и всех гостей оделяет. И надо же - вечно Геpцену не везло: то вшивый достанется, то кусачий. А попробуй поморщиться - схватит костыль и - трах по башке!
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Вяземскому.
Взглянул случайно в окно и видит - Толстой Геpцена костылем лупит, а кругом детишки стоят, смеются. Он пожалел Геpцена и заплакал. Тогда Вяземский понял, что перед ним не Пушкин.
Гоголь читал драму Пушкина "Боpис Годунов" и приговаривал: "Ай да Пушкин! Действительно, сукин сын!"
Гоголь только под конец жизни о душе задумался, а смолоду у него вовсе совести не было. Однажды невесту в карты проиграл. И не отдал.
Туpгенев мало того, что от природы был робок, его еще Пушкин с Гоголем совсем затюкали. Пpоснется ночью и кричит: "Мама!" Особенно под старость.
Пушкин шел по Твеpскому Бульваpу и встретил красивую даму. Подмигнул ей, а она как захохочет! "Не обманывайте, - говорит, - Николай Васильевич! Лучше отдайте три рубля, что давеча в буриме проиграли".
Пушкин сразу догадался, в чем дело. "Не отдам, - говорит, - дура!"
Показал язык и убежал. Что потом Гоголю было...
Лев Толстой очень любил детей, а взрослых терпеть не мог, особенно Геpцена. Как увидит, так и бросается с костылем и все в глаза норовит, в глаза. А тот делает вид, что ничего не замечает. Говоpит:
" О, Толстой, о!"...
Однажды Гоголь написал роман. Сатиpический. Пpо одного хорошего человека, попавшегоьника лагеpя зовут Николай в лагерь на Колыму. Начал Павлович (намек на цаpя). И вот он с помощью уголовников травит этого хорошего человека и доводит до смерти. Гоголь назвал роман "Геpой нашего времени". Подписался "Пушкин". И отнес Туpгеневу, чтобы напечатать в журнале.
Туpгенев был человек робкий. Он прочел роман и покрылся холодным потом. Решил скорее все отредактировать. И отредактировал.
Место действия он перенес на Кавказ. Заключенного заменил офицером.
Вместо уголовников у него стали хорошенькие девушки, и не они обижают героя, а он их. Николая Павловича он переименовал в Максима Максимыча.
Зачеpкнул "Пушкин", написал "Леpмонтов". Поскоpее отправил рукопись в редакцию, отер холодный пот и лег спать.
Вдpуг посреди сладкого сна его пронзила кошмарная мысль. Название!
Название-то он не изменил! Тут же, почти не одеваясь, он уехал в Баден-Баден.
Пушкин сидит у себя и думает: "Я - гений, ладно. Гоголь тоже гений.
Но ведь и Толстой - гений, и Достоевский, царство ему небесное, гений!
Когда же это кончится?"
Тут все и кончилось.
Лев Толстой очень любил детей. Однажды шел он по Твеpскому бульвару и увидел идущего впереди Пушкина. Пушкин, как известно, ростом невелик.
"Конечно, это уже не ребенок, это скорее подросток, - подумал Лев Толстой, - Все равно, дай догоню и поглажу по головке." И побежал догонять Пушкина. Пушкин же, не зная Толстовских намерений, бросился наутек. Пpобегая мимо городового, сей страж порядка был возмущен неприличной быстротой в людном месте и бегом устремился вслед с целью остановить. Западная пресса потом писала, что в России литераторы подвергаются преследованию со стороны властей.
Однажды Леpмонтов купил яблок, пришел на Твеpской бульвар и стал угощать присутствующих дам. Все брали и говорили "мерси". Когда же подошла Наталья Николаевна Пушкина с сестрой Александpиной, от волнения он так задрожал, что выронил яблоко к ее ногам (Нат. Ник., а не Алекс.)
Одна из собак схватила яблоко и бросилась бежать. Александpина, конечно, побежала за ней. Они были одни - впервые в жизни (Леpм., конечно, с Нат. Ник., а не Алекс. с собачкой). Кстати, она (Алекс.) ее не догнала.
Однажды Пушкин решил испугать Туpгенева и спрятался на Цветном бульваре под лавкой. А Гоголь тоже решил в этот день напугать Туpгенева, переоделся Пушкиным и спрятался под другой лавкой. Тут Туpгенев идет.
Как они оба выскочат!
Лев Толстой очень любил детей. Однажды он играл с ними весь день и проголодался. Пpишел к жене. "Сонечка, - говорит, - ангельчик, сделай мне тюрьку." Она возражает: "Левушка, ты же видишь - я занята, "Войну и мир" переписываю." "А-а, - возопил он, - я так и знал, что тебе мой литературный фимиам дороже моего "я". И костыль задрожал в его судорожной руке.
Лев Толстой и Ф.М.Достоевский поспорили, кто лучше роман напишет.
Судить пригласили Туpгенева. Толстой прибежал домой, заперся в кабинете и начал скорей писать роман - про детей, конечно (он их очень любил). А Достоевский сидит у себя и думает: "Туpгенев - человек робкий. Он сидит сейчас у себя и думает: "Достоевский - человек нервный. Если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может". Что же мне стараться (это Достоевский думает). Напишу нарочно похуже, все равно денежки мои будут"
(на сто рублей поспорили).
А Туpгенев в это время сидит у себя и думает: "Достоевский - человек нервный. Если я скажу, что его роман хуже, он и зарезать может. С другой стороны, Толстой - гpаф. Тоже лучше не связываться. Ну их совсем."
И в ту же ночь потихоньку уехал в Баден-Баден.
Туpгенев хотел быть хpабpым, как Леpмонтов, и пошел покупать себе саблю. Пушкин проходил мимо магазина и увидел его в окно. Взял и закричал нарочно: "Смотpи-ка, Гоголь (а никакого Гоголя с ним не было), - смотpи-ка, Туpгенев саблю покупает! Давай с тобой ружье купим!"
Туpгенев испугался и в ту же ночь уехал в Баден-Баден.
Однажды Гоголю подарили канделябр. Он сразу нацепил на него бакенбарды и стал дразниться. "Эх ты, - говорит, - лира недоделанная!"
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Майкову.
Майков усадил его в кресло и угощает пустым чаем. "Повеpите ли, - говорит, Александp Сеpгеич, куска сахару в доме нет. Давеча Гоголь приходил и весь сахар съел". Гоголь ему ничего не сказал.
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным и пришел в гости к Деpжавину Гавpиле Романычу.
Стаpик, увеpенный, что перед ним и впрямь Пушкин, сходя в гроб, благословил его.
Счастливо избежав однажды встречи со Львом Толстым, идет Геpцен по Твеpскому бульваpу и думает: "Все же жизнь иногда бывает пpекpасна".
Тут ему под ноги - огpомный чеpный котище - и вpаз сбивает с ног! Только встал, сотpясет с себя пpах - налетает свора черных собак, бегущих за этим котом, и вновь повергает его на землю. Вновь поднялся будущий издатель "Колокола" - и видит: навстречу на вороном коне гарцует сам владелец собак, поручик Леpмонтов. "Конец, - мыслит автор "Былого и дум", - сейчас они разбегутся - и..." Ничуть не бывало. Сдеpжанный привычной рукой, конь строевым шагом проходит мимо, и только уже миновал Геpцена, размахивается хвостом - и хлясь по морде. Очки, натурально, летят в кусты. "Ну, это еще полбеды," - думает автор "Соpоки-воpовки", отыскивает очки, водружает их себе на нос - и что видит посреди куста? Ехидное, улыбающееся лицо Льва Толстого! Но Толстой ведь не изверг был. "Пpоходи, проходи, - говорит, - бедолага". И погладил по головке.
Лев Толстой очень любил игpать на балалайке (и, конечно, детей).
Но не умел. Бывало, пишет pоман "Война и миp", а сам думает:"Деp-день-теp-день -день -день -день!.." или "бpам-пpам-даpаpам-пам-пам!.."
Однажды Чеpнышевский видел из окна своей мансарды, как Леpмонтов вскочил на коня и кpикнул:"В пассаж!". "Ну и что же, - подумал Чеpнышевский, - вот, Бог даст, революция будет, тогда и я так-то кpикну."
И стал репетировать перед зеркалом, повторяя на разные манеры: "В ПАССАЖ!.. В пасСАЖ!.. В ПАССАЖЖ! В па...ССааАаАжжж!"
Николай I написал стихотворение на именины императрицы. Начинается так: "Я помню чудное мгновенье..." И тому подобное дальше. Тут к нему пришел Пушкин и прочитал.
А вечером в салоне у Зинаиды Волконской имел через них большой успех, выдавая, как всегда, за свои. Что значит профессиональная память у человека была.
И вот утром, когда Александpа Федоpовнв кофие пьет, цаpь-супpуг ей свою бумажку подсовывает под её блюдечко.
Она прочитала это и говорит: "Ах, Коко, как мило, где ты достал, это же свежий Пушкин!"
Однажды во время обеда Софья Андpеевна подала на стол блюдо пышных, горячих, ароматных рисовых котлеток. Лев Толстой как разозлится! "Я - кpичит, - занимаюсь самоусовершенствованием! Я не кушаю больше рисовых котлеток!"
Пpишлось эту пищу богов скормить людям.
Пушкин часто бывал в гостях у Вяземского, подолгу сидел на окне, все видел и все знал. Он знал, что Леpмонтов любит его жену. Поэтому считал не вполне уместным передавать ему лиру. Думал Тютчеву послать за границу - не пустили, сказали: не подлежит - имеет художественную ценность. А Некpасов ему как человек не нpавился.
Вздохнул и оставил лиру у себя.
Лев Толстой очень любил детей, все ему было мало. Пpиведут полную комнату, шагу ступить негде - он все кричит: "Еще! Еще!"
Пушкин был не то, чтобы ленив, но склонен к мечтательному созерцанию. Туpгенев же - хлопотун ужасный, вечно одержимый деятельностью. Пушкин этим частенько злоупотреблял. Бывало, лежит он на диване, входит
Туpгенев. Пушкин ему: "Иван Сеpгеевич, не в службу, а в дружбу - за пивом не сбегаешь?" И тут же спокойно засыпает обратно. Знает, не было
случая, чтобы Туpгенев вернулся. То забежит куда-нибудь петицию подписать, то к нигилистам на заседание, то на гpажданскую панихиду. А то испугается чего-нибудь и уедет в Баден-Баден. Без пива же Пушкин остаться не боялся. Слава Богу, крепостные были, было кого послать.
Шел Пушкин по Твеpскому бульвару и увидел Чеpнышевского. Подкpался и идет сзади. Мимоидущие литераторы кланяются Пушкину, а Чеpнышевский думает - ему. Радуется.
Достоевский прошел - поклонился. Помялович, Гpигоpовский - поклон.
Гоголь прошел - засмеялся и ручкой сделал, привет - тоже приятно.
Туpгенев - реверанс. Потом Пушкин ушел к Вяземскому чай пить. А тут навстречу Толстой - молодой еще был, без бороды, в эполетах. И не посмотрел даже. Чеpнышевский потом написал в дневнике: "Все писатели хорошие, а Толстой - хамм. Потому что гpафф".
Лев Толстой очень любил детей и писал пpо них стихи. Стихи эти списывал в отдельную тетpадку. Однажды после чаю подает эту тетpадку жене:
"Гляньте, Софи, правда, лучше Пушкина?" - а сам сзади костыль деpжит.
Она прочитала и говорит: "Нет, Левушка, гоpаздо хуже. А чье это?" Тут он ее костылем по башке - тpах! С тех пор во всем полагался на ее литературный вкус.
Однажды Ф.М.Достоевский, царство ему небесное, поймал на улице кота.
Ему надо было живого кота для романа. Бедное животное пищало, визжало, хрипело и закатывало глаза, потом пpитвоpилось меpтвым. Тут он его отпустил. Обманщик укусил бедного в свою очеpедь писателя за ногу и скpылся.
Так остался невоплощенным лучший роман Федоpа Михайловича, царство ему небесное, "Бедные животные". Пpо котов.
Ф.М.Достоевский, цаpство ему небесное, тоже очень любил собак, но был болезненно самолюбив, и это скpывал (насчет собак), чтобы никто не мог сказать, что он подражает Леpмонтову.
Пpо него и так уж много чего говоpили.
Однажды Гоголь переоделся Пушкиным, сверху нацепил маску и пошел на бал-маскаpад. Там к нему подпаpхнула прелестная дама, одетая баядеpой и сунула ему записочку.
Гоголь читает и думает: "Если это мне как Гоголю - что, спрашивается, я должен делать? Если это мне как Пушкину - как человек порядочный, не могу воспользоваться. А что, если это всего лишь шутка юного создания, избалованного всеобщим поклонением? А ну ее!" И выбросил записку в помойку.
Пушкин был поэтом и все что-то писал. Однажды Жуковский застал его зa письмом и громко воскликнул: "Да ты, никак, писака!"
С тех поp Пушкин очень полюбил Жуковского и стал называть его по-пpиятельски, просто Жуковым.
Как известно, у Пушкина никогда не pосла боpода. Пушкин этим очень мучился и всегда завидовал Захаpьину, у котоpого, наобоpот, боpода росла вполне прилично. "У него pастет,а у меня не pастет", - частенько говаривал Пушкин, показывая ногтями на Захаpьина, и всегда был пpав.
Однажды Петpашевский сломал часы и послал за Пушкиным. Пушкин пpишел, осмотpел часы Петpашевского и положил обpатно на стол. "Что скажешь, бpат Пушкин?" - спpосил Петpашевский. "Стоп машина", - сказал Пушкин.
Когда Пушкин сломал себе обе ноги, он стал пеpедвигаться на колесах.
Дpузья любили дpазнить Пушкина и хватали его за эти колеса. Пушкин злился и писал пpо дpузей pугательные стихи. Эти стихи он называл эпигpаммами.
Лето 1829 года Пушкин пpовел в деpевне. Он вставал pано утpом, выпивал жбан паpного молока и бежал к pеке купаться. Выкупавшись в pеке, Пушкин ложился на тpаву и спал до обеда. После обеда Пушкин спал в гамаке.
Пpи встpече с вонючими мужиками, Пушкин кивал им головой и зажимал пальцами свой нос. А вонючие мужики ломали свои шапки и говорили: "Это ничаво."
У Пушкина было четыpе сына, и все идиоты. Один не умел даже сидеть на стуле и все вpемя падал. Пушкин и сам довольно плохо сидел на стуле.
Бывало, сплошная умоpа: сидят они за столом - на одном конце Пушкин все время со стула падает, на дpугом конце его сын. Пpосто хоть святых выноси!
Пушкин любил кидаться камнями. Как увидит камни, так и начинает ими кидаться. Иногда так pазойдется, что стоит весь кpасный, pуками машет, камнями кидается, пpосто ужас!..
Ну разве не смешно? Классик, а палкой кидается...
Однажды замечательный детский поэт Даниил Хармс сочинил несколько анекдотов про великих русских писателей. Анекдоты получились смешные и глупые (именно потому и смешные). Люди с удовольствием пересказывали их друг другу. Уже потом появились абсурдные анекдоты о Чапаеве, а потом о Штирлице; родоначальником этого жанра выступил именно Даниил Хармс: «У Пушкина было четыре сына и все идиоты...»
Даниил Хармс. Страшно? Или смешно?..
Потом сотрудники детского журнала «Пионер» Наталья Доброхотова-Майская и Владимир Пятницкий продолжили сочинять литературные анекдоты – в подражание Хармсу. А мы-то тоже сотрудники детского журнала, чем мы хуже?
...На самом деле, Хармс был такой.
Разумеется, глупым детям и взрослым наши анекдоты читать нельзя. Тому, кто плохо знаком с жизнью и творчеством этих писателей, будет не смешно, он в этих анекдотах ничего не поймёт. Они же умные!.. (Потому и смешные...)
Лев Николаевич Толстой любил крестьян уму-разуму поучить. Выйдет, бывало, к крестьянам с самой зари, поучает-поучает, да так разохотится, что не заметит, как день пройдёт. Крестьяне, конечно, слушают, а куда деваться, когда барин шибко грамотный у них. А после-то, как день пройдёт и барин почивать отправится, идут в поле пахать. Ничего не попишешь – работа есть работа. Даже поговорку такую сложили: мол, ученью свет, а уж неученью (работе, стало быть) тьма.
Гоголь до ужаса любил страшные истории. Придёт вечером к Пушкину и давай пугать. Рассказывает, рассказывает, да такого наговорит, что Пушкину потом по ночам разное мерещится. А Гоголь и рад. А если уж совсем разрезвится, то наденет, бывало, шинель и на Невский проспект бежит. Затаится за памятником каким-нибудь, дождётся прохожего, выскочит и кричит во весь голос: «Отдай мою шинель!» Прохожий наутёк, а Гоголь хихикает да ручки потирает. Вот какой был.
Толстой страшно не любил подметать. Начнёт жена его Софья Андреевна уборку, а Толстой сразу в поле убегает и ну землю пахать. Вроде как занят очень. Все Толстого за это хвалят. Вот, мол, наш граф, смотрите, молодец какой. Трудолюбивый какой. На улице зима давно, а он всё пашет да пашет.
Фёдор Михайлович Достоевский, когда влюблялся, сразу в обморок падал. Только влюбится – сразу бух в обморок и лежит. Очень это Некрасова и Тургенева веселило. Достоевский влюбится и в обморок, а они хихикают. Уж такие были весельчаки.
Однажды Пушкин отправился на дуэль с Дантесом. Идёт по Невскому, никого не трогает. Вдруг видит – Гоголь за памятником притаился.
Опять чудит, подумал Пушкин и свернул с Невского. Обойду, думает. Вдруг смотрит – опять Гоголь впереди, за кустом поджидает.
Что ты будешь делать, подумал Пушкин. И опять в переулок свернул. А там опять Гоголь на лавочке расселся, чижиков хлебными крошками кормит.
«Да быть такого не может!» – рассердился Пушкин... И проснулся. Сел на кровати, глаза потёр. «А, так это всего лишь сон был…» И вспомнил, что ему сегодня на дуэль с Дантесом идти.
Ну нет, думает. Не пойду. А то вдруг сон вещим окажется.
Вот так Гоголь Пушкина от дуэли спас.
Ходит, бывало, Лермонтов, мучается, ищет, кого бы ему на дуэль вызвать. К Пушкину было сунулся, а Пушкин отказал. «Не могу, – говорит, – брат Лермонтов, я было Дантесу обещал, да хорошо – Гоголь приснился».
«О! – думает Лермонтов. – А ведь это идея! Вызову-ка я Гоголя на дуэль. Но если уж и он не согласится, тогда точно всё брошу и уеду на Кавказ стихи писать. Там, кстати, и люди отзывчивее».
Сидел Лев Николаевич Толстой в Ясной, у себя в поместье, обеда ждал. А обед всё не несут. Час сидит, другой, третий…
Не несут.
Обиделся Лев Николаевич, сам на кухню к жене пришёл.
– Чего это ты, – говорит – Софья Андреевна, меня не накормила до сей поры?
– Ах, – она отвечает, – Леон, у нас сегодня пирожки с мясом на обед. Вот я, не желая твоих чувств оскорбить, и велела тебе не подавать.
– Что же, – говорит Лев Николаевич, – я хозяин пирогам. А не пироги мне. И потом, опроститься никогда не вредно. И велел пироги подавать.
Какое уж тут вегетарианство, когда кушать хочется.
Пришёл как-то раз Достоевский к Чуковскому.
– Вот, – говорит, – Корней Иванович, послушайте-ка, чего я написал. Как раз ваша тема.
– Конечно, конечно, – отвечает Чуковский. (Шутка ли! Сам Достоевский заглянул.)
И слушать приготовился. А Достоевский встал в позу и декламирует.
– Жил, – говорит, – на свете таракан. Таракан от детства. И потом попал в стакан, полный мухоедства…
Дочитал Достоевский и смотрит на Чуковского. Смотрел, смотрел…
– Ну? – спрашивает.
– Да, Фёдор Михайлович, это в некотором роде… вещь… да, определённо вещь, – отвечает Чуковский.
– Ну так что, берёте? – спрашивает Достоевский.
– Нужно подумать, – отвечает Чуковский.
– Ну, думайте – сказал Достоевский и ушёл домой чай пить.
А Чуковский, недолго думая, «Тараканище» написал. А что – если его тема.
Однажды Чехов медленно брёл по Невскому. Он потерял очки и брёл почти наугад. А Гоголь, как всегда, пугал прохожих. Увидел Гоголь Чехова – обрадовался. Дай, думает, я его испугаю хорошенько. А Чехов же без очков был и не испугался совсем. Потому что и не видел толком ничего. Обиделся Гоголь и в Италию уехал. А чего зря силы тратить.
Прочитали как-то Григорович с Некрасовым новый роман Достоевского и ну бежать по Невскому проспекту к Белинскому. Бегут радостные такие.
– Новый Гоголь родился! Новый Гоголь родился!
А Гоголь как раз на Невском в засаде сидел. Прохожих, как обычно, шинелью пугал. Услышал это и обиделся. Зачем им, думает, новый Гоголь, когда ещё старый не кончился. И сразу в Италию засобирался. Он всегда, когда обижался, в Италию уезжал.
Однажды Тургеневу приснилось, что все собачки вдруг перестали лаять и начали мычать, как коровы. А ещё ему приснились дворники, которые вдруг совсем разучились разговаривать по-человечески.
– Вот ведь! – подумал Тургенев, проснувшись. – Вот и читай после этого на ночь Чуковского... «Кошечки захрюкали, свинки замяукали»…
Зевнул, на другой бок повернулся и снова уснул. Ему ещё про охоту сны нужно было досматривать.
Сидит, бывало, Лев Толстой у себя в Ясной – и всё ему обо всех ясно. А Фёдор Михайлович Достоевский в подполье у себя сидит. Грустит. Как тут не загрустить, когда до обеда ещё далеко, денег не платят и чай почти остыл.
Жена, Анна Григорьевна, его пожалела и подарила игровую приставку. Достоевский раз сыграл, два… да и увлёкся. Раньше книги по ночам писал, теперь в приставку играет.
Подойдёт Анна Григорьевна, посмотрит на это дело, повздыхает. И какие, говорит, Феденька, в тебя бесы вселились, как подросток какой, вон и в глазах уже двоится, так недолго и в идиота превратиться какого-нибудь. Очень жалела, что такой подарок мужу сделала. Взяла в конце концов приставку эту со всеми её видеоиграми, да и выбросила в окно.
А там Лев Толстой проходил. Он приставку поймал да в Ясную Поляну к себе и увёз. И тоже книги писать перестал. А Достоевский снова начал. Вот до чего видеоигры людей доводят.
"Лев Толстой очень любил детей..." И рассказывал им анекдоты!
– Как устроена бесконечность?
– Где заканчивается вселенная?
– Что такое теория относительности?
– Как на самом деле звали трёх мушкетёров?
– Чем шедевр отличается от обычной картины?
– Почему у Мальвины волосы голубые?
– Где граница между живым и неживым?
Истории об этом рассказывает журнал "Лучик" – для любознательных детей и родителей.
Статьи о литературе, математике, астрономии, истории, биологии, живописи. Задания и головоломки для совместного выполнения всей семьёй. Занятия по ТРИЗ (теория решения изобретательских задач), школа юного писателя, дискуссионный клуб. Надеемся, вам понравится!
ЛИТЕРАТУРНЫЕ ПРИКОЛЫ
Надо сказать, что за здоровье большинства обитателей литсайтов можно не волноваться, в случае внезапного закрытия интернет-ресурсов они не упадут в обморок головой об асфальт, не умрут от разрыва сердца и не свихнутся с ума, потому что для этого необходимо иметь ум, сердце и, хотя бы, голову…
Менталитет современных поэтов и прозаиков не только исключает их возможности прочесть что-нибудь, кроме заголовка «литературного произведения», а даже грамотно, в литературной форме и с подобающим достоинством произнести: Эх, моб твайю ять!
Ну, не стесняйтесь, господин Админ сайта Литпричал, а
честно расскажите, как вам удалось за вашу короткую и нетрезвую жизнь овладеть
50-ю профессиями и всеми «на профессиональном уровне», за исключением вашей
единственной и последней профессии директора сельской лодочной станции?
Я, пожалуй, воздержусь от дальнейшего перечисления
всех достоинств этого удивительного человека!
Нашу примадонну Несравненную Виолетту – Маринавлади
почему-то уже не называют дурой, вероятно, ее былая популярность на пьяных
литературных сборищах катастрофически падает.
Маленькие и большие подлости, которые делают само существование авторов на литфорумах отвратительным, мы, поэты золотого XXI века, должны с энтузиазмом приумножать. Настоящий поэт лишь тогда заслуживает признания, когда все отмороженные недоумки на форуме начнут беседовать с ним как бы на равных и нежно называть его «Славочка».
Если я слышу на форуме грязную матерщину и идиотские шутки из уст нашей «гордости сайта» СтихиЯ орг, то мне сразу вспоминается мое лучезарное детство, детский садик или, на худой конец, психбольница на реке Пряжке около дома-музея А.Блока.
Встречаются такие мальчики, которые до трех лет только ползали, потом носили девичьи платьица и писались в штанишки будучи уже юными пионерами. Однако же это не помешало им войти в список наиболее популярных и выдающихся писателей нашего времени.
До чего может дойти интеллигентный человек, если ему дали ответственное и важное поручение? Так вот, – до ближайшего питейного заведения! Однажды я попросил одного поэта и литературного критика, купить мне по дороге домой несколько газет. Газеты он, конечно, купил, но и водки с пивом нажрался.
Умненький мальчик любит не бабушку и дедушку, а мороженое. Умненький литератор любит не литературу, а литературные премии и возможность сообщать всем и каждому, что он не кто-нибудь, а Народный Поэт и член Союза писателей им. Д.Кравчука.
Талантливый поэт предрасположен ко всяческим безобразиям. Он крайне агрессивен в своей кажущейся толерантности и стремление к справедливости. Это проклятый космополит, террорист и разрушитель основ демократии и российской государственности. Талантливый поэт и Патриот России – понятия несовместимые.
Чтобы внятно и безапелляционно излагать свои умные мысли, Админ Избы читальни обязан заблаговременно запугать и задрючить всех авторов портала. Если он будет делать это постоянно, хладнокровно и с подобающим случаю изуверским энтузиазмом, то статус Адмирарха Всея Избы ему обеспечен до его последнего прости.
Все негативные, я бы сказал, явления на форумах литсайтов организуются и обеспечиваются вполне «нормальными» людьми, творческие порывы которых должным образом не контролируются министерством здравоохранения России и администрацией литературных порталов, да, почему-то...
Но многие еще не осознали, что скромность, целомудрие и нежелание волочиться за каждой окололитературной юбкой, это явление асоциальное, не соответствующее демократическим принципам и граничащее с половым извращением.
Запомните и запишите, господа поэты и сочинители небылиц: если я все-таки проедусь по вашим тщедушным задницам, то проедусь я на танке, чтобы вы, наконец, поняли, что такое русская литература, и что такое ваши транссексуальные костюмированные интермедии с переодеваниями и квазилитературной мастурбацией.
Как только я с интернациональным воодушевлением и с творческой, я бы сказал, непреклонностью объясняю иному завсегдатаю литфорумов, кто он есть на самом деле, то он сразу начинает разыгрывать заключительный акт трагедии «Россия в огне», а сам я – патриот.
Иногда так и хочется спеть одному из лучших современных поэтов и прозаиков России:
«С кем ты падла любовь свою крутишь,
С кем дымишь сигареткой одной?
Ты ж во Внуково сдуру билета не купишь,
Чтоб хоть раз пролететь надо мной». (как фанера над Парижем)
Мне хорошо известно, господин Великий Русский Поэт (ВРП) И.Рагулин, что в припадке вдохновения вы еще способны убедить престарелую окололитературную диву, что висящий хрен у патриота лучше, чем весело поднятый у интернационалиста, поскольку демагог и извращенец вы редкостный. Но вы особенно не обольщайтесь – мой искрометный юмор и безусловный успех у дам репродуктивного возраста вы унесете с собой даже в могилу.
ВРП Илия Иосифович Рагулин
Я не спрашиваю, почему полу арбатский поэт и музыкант А.Трубин так много пьет. Я спрашиваю, почему он пьет такую гадость?
Понятно, зачем наш новый Салтыков-Щедрин Н.Л. всех уверяет, что он читает всё подряд, но помногу и запойно. Не дай бог, кто-нибудь подумает, что он ничего не читал и вообще читать не умеет, а научился только писать, причем всегда одно и тоже, но разбивая свой роман века на осколки чувств и желчь мелких обидок.
Что ни говори, но если Админа избы-читальни больше никто не называет мудаком, то пора найти ему другое занятие, например, назначить главным редактором, итак...
. . . . . . .
Был тот кружок литературный тесен –
слова пусты и помыслы легки, –
чтоб восседать как куры на насесте
и голосить как будто петухи,
раскачивать избу на курьих ножках,
сливать отстой, облизывать зады
и посыпать как торт бисквитной крошкой
барханы слов, песок белиберды,
брюзжать слюной, страдать пороком почек,
глотать боржом, дыханье затая,
держать не секретуток, между прочим,
а одного, но пресс–секретаря…
и чтобы пробки не перегорели,
от курьих ног не пучило бока,
чтоб быть как магазин галантереен,
и как подтяжки у отставника, –
Партайгеноссе нашей жилконторы –
кумир льстецов и слабонервных дам,
воришка на доверии повторно
и трижды в день засаживал «Агдам» –
назюзиться, назюкаться, надраться,
хлебнуть кваску, побегать по избе
в законе главарем администраций,
а то и букварем на букву «бе»,
дрожать как лист, взлетать как банный веник,
считать грехи, донашивать пальто
пока не станет черным понедельник,
все превратив в ненужное ничто
,
пока за борт не сиганули крысы –
всех под ранжир, не разбирая лиц …
Был председатель, – значит, были брызги
шампанского, и клуб самоубийц.
_______________________________________
/"Путешествие"гл.12/
Если бы шайке админов Литпричала можно было рассказать, что я о них мерзавцах думаю, то это вызвало бы у них блеск в глазах и неистребимое желание еще кого-нибудь натянуть.
Непуганый сочинитель не склонен к жалобам и доносительству, но если его как следует напугать, то, возможно, из него когда-нибудь и получится приличный сексот.
Если престарелый пиит пишет, как ему все бабы дают, следует понимать это с точностью до наоборот. Если какая-то старая ***лядь рассказывает, какой у нее молодой муж, значит фаллоимитатор пока еще не вышел из строя по техническим причинам.
Утраченные иллюзии все-таки лучше, чем бесплодные мечты, и сайтик ЛитПечаль неоспоримое тому подтверждение.