Стыд не только держит в известных границах физические проявления, но является одним из основных начал нравственной жизни человека, делая его чутким к мнению других и охраняя от всего, что постыдно в нравственном отношении. Это состояние прекрасно понимал Лев Николаевич Толстой. В своей статье «Для чего люди одурманиваются» он пишет: «…Не во вкусе, не в удовольствии, не в развлечении, не в веселье лежит причина всемирного распространения гашиша, опиума, вина, табака, а только в потребности скрывать от себя угрызения совести… Трезвому совестно то, что не совестно пьяному… Если человек хочет сделать поступок, который совесть воспрещает ему, он одурманивается. Девять десятых преступлений совершается так: «Для смелости выпить»… Мало того, что люди сами одурманиваются, чтобы заглушить свою совесть, зная, как действует вино, они, желая заставить других людей сделать поступок, противный их совести, одурманивают их, чтобы лишить их совести.
Все французские солдаты на севастопольских штурмах были напоены пьяными. Всем известны люди, спившиеся совсем вследствие преступлений, мучивших их совесть. Все могут заметить, что живущие безнравственно люди более других склонны к одурманивающим веществам. Разбойничьи, воровские шайки, проститутки — не живут без вина.
Одним словом, нельзя не понять, что употребление одурманивающих веществ в больших или малых дозах, периодически или постоянно, в высшем или низшем кругу — вызывается одной и той же причиной — потребностью заглушить голос совести для того, чтобы не видеть разлада жизни с требованием сознания.
Кто мог бы поддержать авторитет страны. И наоборот -может не пустить за рубеж тех. кто возвеличил бы славу Родины, если эти люди чем-то лично не нравятся начальнику с атрофированными чувствами патриотизма и совести.
Другое чувство, легко утрачиваемое пьяницами -это чувство страха. Страх у нормального человека выражается в замедлении и последующем ускорении деятельности сердца, затруднении дыхания и сокращении мелких сосудов. Это составляет характерную черту данного чувства, которое у пьяниц исчезает. Причиной этого является паралич сосудов, вызываемый алкоголем. В объективном отношении чувство страха принимает у них форму растерянности. Наблюдается картина, которую Дарвин определил у детей: смесь страха, робости и застенчивости — нечто недифференцированное, сходное с пугливостью неприрученного животного. Это говорит о том, что здесь выступают низшие недифференцированные формы чувств и указывают на глубокое психическое притупление и извращение, наступающее у человека .
Ослабление страха может, по мнению психиатров, повлечь за собой важные последствия. Если вспомнить, что страх в своих высоких проявлениях превращается в боязнь зла и в опасение последствий зла, то становится понятным здравоохранительное значение этого чувства в вопросах нравственности.
Алкогольные «напитки» по мере их употребления, по мере воздействия на мозг и его функции приводят к резкому изменению характера человека. Очень рано появляется раздражительность, резко выраженные душевные волнения, которые исчезают так быстро и неожиданно, как это можно видеть только у больных. К такого рода явлениям относятся обидчивость, мнительность, растерянность и т.д. Проявление этих волнений является показателем понижения умственной и повышения эмоциональной возбудимости.
Чувство страха и чувство стыда глубоко изменяется у пьяниц, утрачивая самые существенные свои части. Другие чувства изменяются не столь сильно, но все же лишаются некоторых своих свойств и вследствие этого утрачивают тонкость и полноту, становятся грубыми и шаблонными. Сообразно этому изменяется и мимика. Изменения эти могут быть столь значительны, что по физиономии такого человека трудно определить, какие чувства в нем преобладают и каковы его настроения. Это служит одной из причин частых недоразумений в отношениях между пьяницами. Интересно отметить, что даже собаки замечают эти особенности физиономии пьяниц и злятся на них больше, чем на трезвых. Отмечают следующие изменения чувств пьяниц: — радость часто лишена своего чистого характера, но принимает форму немотивированного легкомыслия и беззаботности.
Нередко она выражается веселостью, то есть внешними факторами, содержащими в себе значительное количество двигательных проявлений, но мало глубокого внутреннего содержания.
— чувство чести и собственного достоинства теряет свой высокий характер и почти исключительно принимает форму гордости, зазнайства и самомнения, которое формируется общеизвестными афоризмами алкоголиков: «пьяный, а умнее другого трезвого» или «пьян да умен — два угодья в нем».
— расположение, любовь, ласка легко переходят в неприятные, а иногда циничные, отталкивающие проявления.
— гнев нередко принимает форму зверской гневливости и злости. Превращение гнева в злость является существенным событием в психологии пьяниц и указывает на болезненное изменение характера. По своей природе гнев есть душевное волнение человека, вызванное нападением на него; злость же есть стремление делать зло, вред. Гнев может быть справедливым или извинительным, злость же — дурное чувство чисто животного происхождения — указывает на болезненное изменение характера пьяницы. Появление этого чувства у пьяниц часто совпадает с мрачностью. Два психологических состояния: злость и мрачность — ведут к дальнейшему изменению характера, так как легко присоединяются к другим душевным волнениям.
Наблюдения над пьющими показывают, что свойственная им раздражительность имеет свои особенности, которые обусловлены тем. что волнения возникают совершенно изолированно, чего мы не наблюдаем у непьющих людей. Объясняется это тем, что душевные волнения человека всегда сложны; наряду с одним чувством (например, гневом) у него появляется целая гамма других, более тонких и возвышенных чувств, опасения за последствия этого гнева и т.д.
У пьяницы же чувство появляется изолировано, по-видимому, из-за отсутствия тонких ассоциативных чувств, и, возникнув, охватывает человека безраздельно. Вот почему общение с таким человеком затруднено, он не внемлет ни рассудку, ни логике. Душевные волнения пьющих существенно отличаются от волнений нормальных людей не только в количественном, но и в качественном отношении. Так например, гнев иногда принимает форму злобы, страх — ревности, стыд -смущения или гнева.
Пьющие, как правило, отличаются ленью, любят проводить время праздно. Если они обеспечены, то без стеснения не работают и много спят или находятся в компании людей, так же, как и они, предающихся пьянству. Цинизм принимает у них самые разнообразные и нередко отвратительные формы.
Под влиянием даже небольшой дозы вина происходит в первую очередь ослабление чувств и только позже ослабление физической силы. Это значит, что под действием алкоголя тонкая человеческая сила превращается в грубую, животную.
В значительной степени и очень рано алкоголь разрушает интеллект пьющих людей. Врачи даже в легких случаях находят у них снижение интеллектуальных функций. Восприятие внешних впечатлений носит у них поверхностный характер. Память ослабевает. Задания выполняются небрежно. Концентрация внимания при выполнении задания сниженная; время реакции замедленно. Отмечаются быстрая утомляемость и затруднения при решении сложных вопросов. Способность к творческой работе снижается или совсем утрачивается. Круг интересов суживается, теряется внимание к работе, к семье. Лживость является характерной чертой пьющих. Падение интеллекта настолько значительно, что дает право говорить о ясно выраженном алкогольном слабоумии.
Если принять во внимание количество длительно пьющих, которые не входят в категорию пьяниц и алкоголиков, если учесть рождаемость дефективных и умственно отсталых детей от таких родителей, то мы вправе говорить об оглуплении любого народа, среди которого пьянство получило большое распространение. А вместе с оглуплением происходит нравственная деградация, рост преступности, идет моральное разложение.
По теме
Больной, страдающий химической зависимостью, редко живет в полной изоляции. Обычно у него есть семья. Когда развивается химическая зависимость, близкие волей-неволей становятся вовлеченные происходящее, не оставляют больного без помощи, начинают бороться
К тому писателю Толстому, который возникает на страницах книги Дарьи Еремеевой "Граф Лев Толстой. Как шутил, кого любил, чем восхищался и что осуждал яснополянский гений", уже не получится относиться как к классику с известного портрета - с суровым взглядом и белой бородой. И даже, страшно сказать, может захотеться перечитать "Анну Каренину", "Хаджи-Мурата", "Войну и мир" - или прочесть их впервые. Потому что граф Толстой, оказывается, вовсе не тот, кем мы привыкли его считать - а удалец, культурист и человек с отменным чувством юмора.
В чем только не обвиняли Толстого критики, современники, журналисты - но ни один зоил не осмелился упрекнуть его в трусости, малодушии, чрезмерной осторожности. И в жизни, и в писаниях своих Толстой не боялся говорить, что думает, поступать, как велит совесть, а иной раз, словно из какой-то юношеской неуступчивости, говорил и поступал всем наперекор. Кроме того ему было в высшей степени свойственно то, что называли в то время "молодечеством".
Л.Н. Толстой. Фотография М. Абади. Фирма "Шерер, Набгольц и К°". 1854. Москва
Молодечество графа Толстого
На молодого Толстого часто "находил стих", и он мог, например, приехав со своим приятелем прокурором А.С. Оголиным в гости к мужу своей тетки Пелагеи Ильиничны Владимиру Ивановичу Юшкову и доложив о приезде, тут же поспорить, кто первый залезет на березу. "Когда Владимир Иванович вышел и увидал прокурора, лезущего на дерево, он долго не мог опомниться", - вспоминал об этом сам Толстой впоследствии.
Интересно, что игривость молодого Толстого странным образом сочеталась с робостью. В юности он был застенчив, считал себя некрасивым и даже "преувеличивал свою некрасивость", как утверждала его сестра Мария.
Задумав сделать предложение Соне Берс, он долго не решался, носил письмо-признание в кармане, советовал самому себе в дневнике: "Не суйся туда, где молодость, поэзия и любовь". И незадолго до признания, 10 сентября 1862 г., записал: "Господи! помоги мне, научи меня. - Опять бессонная и мучительная ночь, я чувствую, я, который смеюсь над страданиями влюбленных. Чему посмеешься, тому и послужишь".
Все же решившись сделать предложение, он настоял на том, чтобы свадьба была через неделю. Может быть, боялся передумать, зная свой противоречивый характер?
Об одной из ребячливых проделок молодого и влюбленного Толстого не без удовольствия вспоминает Софья Андреевна в книге "Моя жизнь": "Помню раз, мы были очень веселы и в игривом настроении. Я все говорила одну и ту же глупость: „Когда я буду Государыней, я сделаю то-то“ <...> Я села в кабриолет и кричу: „Когда я буду Государыней, я буду кататься в таких кабриолетах“. Лев Николаевич схватил оглобли и вместо лошади рысью повез меня, говоря: „Вот я буду катать свою Государыню“. Какой он был сильный и здоровый, доказывает этот эпизод".
Софья Андреевна не преувеличивала, Толстой действительно всю свою жизнь старался, как сказали бы теперь, "быть в форме". Он неплохо катался на коньках (как его Константин Левин), с юности любил верховую езду и турник, причем выполнял на нем сложнейшие упражнения, а на лошади до преклонных лет ездил быстро, перескакивая овраги и не замечая, как ветки хлещут его по лицу, так, что спутники едва поспевали за ним. Толстой был очень азартен, боролся с этим всю юность и все равно дорого (проданным на своз отчим домом) заплатил за свою горячность.
Толстой - о военных, солдатах, джигитах
Есть воспоминание полковника П.Н. Глебова в его "Записках" о пребывании Толстого в Севастопольском гарнизоне. "...Толстой порывается понюхать пороха, но только налетом, партизаном, устраняя от себя трудности и лишения, сопряженные с войною. Он разъезжает по разным местам туристом, но как только заслышит где выстрел, тотчас же явится на поле брани; кончилось сражение, - он снова уезжает по своему произволу, куда глаза глядят".
Глебов как истинный военный критикует некоторую безалаберность Толстого и его своенравие, не представляя, в какие литературные шедевры выльется этот "произвол" писателя. Важно не забывать также, что Толстой сам решил поехать в Севастополь и сам дважды подавал рапорт о переводе в крымскую армию, хотя мог бы это время "пересидеть" на Кавказе, где было безопаснее.
Толстой любил грубоватый солдатский юмор. В черновиках у него есть немало набросков солдатских разговоров. С сочувствующим юмором описано ухаживание солдат за "прекрасной докторшей" в "Войне и мире". "Ложка была только одна, сахару было больше всего, но размешивать его не успевали, и потому было решено, что она будет поочередно мешать сахар каждому. Ростов, получив свой стакан и подлив в него рому, попросил Марью Генриховну размешать.
Да ведь вы без сахара? - сказала она, всё улыбаясь, как будто всё, чтό ни говорила она и всё, чтό ни говорили другие, было очень смешно и имело еще другое значение.
Да мне не сахар, мне только чтоб вы помешали своею ручкой.
Марья Генриховна согласилась и стала искать ложку, которую уже захватил кто-то.
Вы пальчиком, Марья Генриховна, - сказал Ростов, - еще приятнее будет.
Горячо! - сказала Марья Генриховна, краснея от удовольствия.
Ильин взял ведро с водой и, капнув туда рому, пришел к Марье Генриховне, прося помешать пальчиком.
Это моя чашка, - говорил он. - Только вложите пальчик, всё выпью".
Толстой, сам служивший, хорошо знал этот особый солдатский смех, усиливающийся перед лицом опасности, - смех, который может в любую минуту стать последним.
Изучая жизнь и творчество Толстого, становится очевидно, что он при всем его морализаторстве и призыве к непротивлению злу силой и умеренной жизни, любил бесшабашных, отчаянных, храбрых людей. В "Казаках" старый Ерошка - человек с бурным, полным риска и молодечества прошлым так наставляет в своей обаятельной непосредственной манере молодого Оленина, пишущего письмо:
"- Что кляузы писать? Гуляй лучше, будь молодец!
О писании в его голове не умещалось другого понятия, кроме как о вредной кляузе. Оленин расхохотался. Ерошка тоже. Он вскочил с пола и принялся показывать свое искусство в игре на балалайке и петь татарские песни".
Уже зрелый Толстой, с его сформировавшимся учением о непротивлении злу силой, вдруг берется за повесть "Хаджи-Мурат" и с увлечением над ней работает. И после десяти (!) редакций повесть постепенно становится гимном естественной жизни малых народов, отрицанием колониальной политики и любого деспотизма: как великодержавного российского, так и местного кавказского. Хаджи-Мурат симпатичен Толстому как цельная личность, воспитанная "естественно" - местом и временем, в котором он оказался, - его фигура очень гармонична, несмотря на непредсказуемость, хитрость, жажду мести и другие особенности характера горца.
Над кем и как смеялся Толстой
Но далеко не все молодцы и удальцы симпатичны Толстому. В "Набеге" дан тип офицера, по всей видимости, распространенный на Кавказе во время службы Толстого: "По его одежде, посадке, манере держаться и вообще по всем движениям заметно было, что он старается быть похожим на татарина. Он даже говорил что-то на неизвестном мне языке татарам, которые ехали с ним; но по недоумевающим, насмешливым взглядам, которые бросали эти последние друг на друга, мне показалось, что они не понимают его. Это был один из наших молодых офицеров, удальцов-джигитов, образовавшихся по Марлинскому и Лермонтову".
Толстой всегда чувствует "позу", попытку казаться, а не быть, и эти позирующие люди противопоставляются в "Набеге" бывалому солдату Хлопову, который высказывает простую и в то же время оригинальную мысль: "Храбрый тот, кто ведет себя как следует". Позже эта идея вернется и воплотится в образе знаменитого капитана Тушина в "Войне и мире" - с его истинной храбростью, в которой нет ни грамма пафоса, а только желание делать "как следует".
Насколько Толстой сочувствует простым солдатам, джигитам, настолько же он не любит похожих друг на друга светских молодых франтов - самовлюбленных и эгоистичных.
Эти франты, блестящие молодые (и не очень молодые) люди, ищущие приключений и выгодных партий, несут обман, раздор и искушения и потому нещадно высмеиваются Толстым. Единственный способ избавиться от подделки и пошлости - разоблачить ее, смеяться над ней. И здесь Толстому среди прозаиков нет равных. Никто не умел так иронично, доводя до абсурда, дать параллельно внешний и внутренний монолог, тайные мысли и желания, прикрытые приличиями и общими фразами его нелюбимых героев.
Ярчайший пример - краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса Друбецкого и богатой стареющей невесты Жюли Карагиной в псевдоромантический образ. Позволю себе это удовольствие - процитировать хорошо известный пассаж.
"Мысль остаться в дураках и даром потерять весь этот месяц тяжелой меланхолической службы при Жюли и видеть все расписанные уже и употребленные как следует в его воображении доходы с пензенских имений в руках другого - в особенности в руках глупого Анатоля, оскорбляла Бориса. Он поехал к Карагиным с твердым намерением сделать предложение.
„Я всегда могу устроиться так, чтобы редко видеть ее, - подумал Борис. - А дело начато и должно быть сделано!“ Он вспыхнул румянцем, поднял на нее глаза и сказал ей: - Вы знаете мои чувства к вам! - Говорить больше не нужно было: лицо Жюли сияло торжеством и самодовольством; но она заставила Бориса сказать ей всё, что говорится в таких случаях, сказать, что он любит ее, и никогда ни одну женщину не любил более ее. Она знала, что за пензенские имения и нижегородские леса она могла требовать этого, и она получила то, чтò требовала.
Жених с невестой, не поминая более о деревьях, обсыпающих их мраком и меланхолией, делали планы о будущем устройстве блестящего дома в Петербурге, делали визиты и приготавливали всё для блестящей свадьбы".
В "Анне Карениной" кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. В этой сцене Толстой почти доходит до гротеска: вряд ли в настоящей жизни помещик выпроводил бы из дома светского гостя на телеге с сеном, не нанеся ему смертельного оскорбления. Но с похотливым Васенькой Весловским Толстому хочется расправиться покрепче. И после неловкого изгнания чужого им человека все "...сделались необыкновенно оживлены и веселы, точно после наказанья или большие после тяжелого официального приема, так что вечером про изгнание Васеньки в отсутствие княгини уже говорилось как про давнишнее событие".
Толстой всю жизнь очень много ходил пешком. Уже будучи пожилым человеком, он несколько раз проделывал пешим весь путь из Москвы в Ясную Поляну. Евгений Попов - близкий Толстому по взглядам человек, педагог и переводчик, в одном из таких походов сопровождал писателя и вспоминал об этом: "Кажется, на пятые сутки мы были в Туле. Мы пошли в дом вице-губернатора Свербеева, с которым Лев Николаевич был хорошо знаком. Нас приняли радушно, накормили и поместили в комнате, где обычно жили два сына хозяина, морские кадеты. Утром, когда мы встали, Лев Николаевич заметил под кроватью огромные чугунные гимнастические гири, взял и хотел делать упражнения. Я испугался, что это будет вредно ему в его года, и запротестовал. Он положил гири, но сказал:
Что ж, ведь я, знаете, подымал одной рукой пять пудов".
Комментировать статью "Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства"
Еще по теме "Лев Толстой в молодости":
И вот я сегодня просто заливалась от смеха. Хмелевская, Все красное- смеялась во весь голоч, даже перечитывая несколько раз) Но самое большое потрясение-посмеятся, это "Как закалялась сталь" читала после школы, и просто умирала от смеха.
любителям Достоевского. А накидайте мне пожалуйста идей, чем хорошо "Преступление и Толстой, Чехов читается и созвучен в чем-то, а в Достоевском не находится ничего близкого. Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства.
Что хотел сказать Толстой?. Музыка, книги, ТВ, кино. То, что Толстой (говорят) описал классическую зависимость от кокаина,морфия я позже прочитала. Лев Николаевич писал для своих современников, нам трудно понять их поступки, устремления и моральные догмы.
Мне казалось, что кавказские и вообще южные женщины, наоборот, довольно долго сохраняются и выглядят молодо. И если спросить шире - на ваш взгляд, какие женщины дольше сохраняют внешнюю... не знаю, свежесть, молодость - южные или северные. Может, негритянки?
Кроме Гёте, Шиллера, Льва Толстого и Цицерона. Как например мнение Льва Толстого, которому-де "в Ясной Поляне было "очевидно": все Пока солженицын добрался до этой темы, её успели тщательно подкорректировать - и в союзе и в Ликвидацией беспорядков(разгоном...
Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. В " Анне Карениной " кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. Навеяно новым сериалом "Война и мир". Я думаю, такая порочность...
Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. К содержанию. Над кем и как смеялся Толстой. Но далеко не все молодцы и удальцы Ярчайший пример - краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса В " Анне Карениной...
Посмотрите другие обсуждения на тему "кто еще как толстой украл чужую сказку и переделал ее" "Девочка и разбойники". Эту сказочку написал такой именитый дядька, как Лев Николаевич Толстой. Итак, что же там у девочки с разбойниками?
Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. В " Анне Карениной " кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. Навеяно новым сериалом "Война и мир". Я думаю, такая порочность...
Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. В " Анне Карениной " кокетливого Васеньку Весловского, заигрывавшего с беременной Кити, Константин Левин выдворяет из дома. Навеяно новым сериалом "Война и мир".
Лев - еврейское имя? Сразу скажу, что никакого национализма и в помине. Просто интересна история имени, если кто знает. Долго носилась с этим именем, мне оно очень нравится и мужу. А потом нам знакомые сказали, а зачем вы ребёнку хотите дать еврейское имя, он же у вас...
Лев Толстой. -- посиделки. О своем, о девичьем. Обсуждение вопросов о жизни женщины в семье, на работе, отношения с мужчинами. Вообще Толстого не люблю и не уважаю, но раз в пятилетку возникает мысль "ведь что-то же в нем находят люди?" и пытаюсь найти сама.
Над кем смеялся и кого любил Лев Толстой. О классике – без занудства. К содержанию. Над кем и как смеялся Толстой. Но далеко не все молодцы и удальцы Ярчайший пример - краткое, но самозабвенное погружение светского карьериста Бориса В " Анне Карениной...
Лев Толстой рассказ "Косточка". Мальчик сьел сливу, а сказал папе что не ел. Толстой - мастер, который умеет скрыть от читателя свое истинное отношение к персонажам. Вы, конечно, знаете, что Толстой не любил женщин, подобных Анне Карениной, а таких, как Наташа...
Жена Толстого, Софья Андреевна, составляла поваренную книгу, в нее вощло всего 162 блюда, причем многие: варенец, запеканка, квас, пасха, напитки - имели несколько вариантов описаний, так что на самом деле меньше. Основу рациона составляли каши - рисовая, овсяная, гречневая; блюда из яиц; картофельное пюре, овощные закуски; салаты и яблоки.
Утро отводилось делам, которыми нужно было заслужить застолье. Завтракали около часа дня. Лев Николаевич спускался часом позже. На завтрак ели кашу, чаще всего овсяную, с чем-нибудь молочным: варенцом, творожным пудингом или простоквашей. В шесть часов подавался обед из четырех блюд: салаты, суп, мясо, овощи и кофе. Вечером пили чай, с ним подавали пирог с фруктовой начинкой, сухое чайное печенье, мед и варенье. Между приемами пищи допускались только фрукты.
Во многие кулинарные рецепты Софьи Андреевны входили яблоки . В семье Толстых их считали чрезвычайно полезными. Осенью блюда из антоновских яблок готовились ежедневно.
Соусы были особые, вот два:
Соус из томатов, или пом д"амур
Положить 20 томатов в кастрюлю с 4 головками луку, воткнув в каждую луковицу по одной гвоздике, связать букеты из кервеля и всыпать соли, перцу и немного тертого мускатного ореха; залить водой пальца на два выше овощей, дать хорошенько свариться, и потом протереть это через волосяное сито, и уже протертое закипятить раз или два с тремя ложками чухонского масла и, слив в соусник, подавать. Соус этот подается к телятине или к вареным пулярдам. Соус не должен быть слишком жидок.
Мясной соус "Бешамель"
Взять кусок ветчины и кусок телятины, например, по фунту, изрезать мелко и положить в кастрюльку с 4 или более луковицами, в которые воткнуть гвоздики; столько же моркови, две мелкие луковицы, лаврового листу, перцу и соли. Жарить все это в достаточном количестве чухонского масла, часто перевертывая. Когда все порядочно прожарится, всыпать щепотку муки. Влить бутылку или поменее сливок и кипятить на легком огне, часто мешая ложкой. Когда соус сгустится, пропустить через дуршлаг и подлить в дичину или подавать в соуснике.
В дневниках Софьи Николаевны еда упоминается не каждый день, да и все как-то чудно.... Больной был человек, Лев Николаевич, и капризный...
"....Л. Н. опять слишком усиленно разметал снег на катке и катался на коньках. Упражнения гирями тоже начались. Все вместе это сделало то, что опять заболела у него печень, он наелся чечевицы и овсянки не вовремя, а совсем потом не обедал. Сейчас я посылала за Эмсом и дала ему выпить, что он охотно исполнил"...
"...У Льва Николаевича опять болел желудок и печень, он думает — от яблок, а я уверена, что от вчерашней слишком усиленной работы — чистки снега. Он даже не обедал. Вижу с страданием, что он худеет; когда он спит, лежит такой весь маленький на постели, и кости выдаются резко на плечах и спине. Лицо у него эти дни свежее и он бодр и силен в движениях, но худ. Очень стараюсь его питать получше, но трудно: вчера заказывала ему и спаржу и суп легкий пюре, а все-таки сегодня ему нехорошо..."
..."Опять Л. Н. жалуется на нездоровье. У него от самой шеи болит спина и тошнит его весь день. Какую он пищу употребляет — это ужасно! Сегодня ел грибы соленые, грибы маринованные, два раза вареные фрукты сухие — все это производит брожение в желудке, а питанья никакого, и он худеет"...
"...Второй вечер он пьет соду, наевшись сухих блинов. Бедный! по принципу он не ест ни масла, ни икры...."
"...куплю Льву Николаевичу мед, финики, чернослив особенный, груши и соленые грибы. Он любит иметь на окне запасы и есть финики и плоды просто с хлебом, когда голоден...."
"...Что за легкомыслие, и как не совестно в чужом доме дать столько забот с непривычными для посторонних, сложными требованиями миндального молока , сухариков, овсянки, покупного хлеба и пр. "
В общем, Лев Николаевич капризный негурман... Не будем мы изучать его кухню.
Впрочем, когда он был помоложе, питался он обильнее, но не менее странно.
На обед подавался холодный свекольник или постные щи, а традиционный ужин состоял из макаронов, овощей и фруктов. Хлеб в усадьбе пекли по рецепту Толстого: два пуда муки смешивали с двумя пудами картофеля, который предварительно парили и протирали. На ковригу, испеченную из этой смеси, писатель намазывал толстый слой меда и запивал все это овсяным киселем.
Самым любимым для него продуктом был свежий огурец (вот только в этом мы с ним сходимся). А бывая не в духе, он наворачивал килограммами спаржу - он ел ее с любым соусом и без, отваренную с солью и без (а спаржи мне вовсе и не хочется). Так что, нет, диета Льва Толстого мне лично явно не подходит.
Тульские дети, приехавшие к Толстому в гости в 1907 году, запомнили эту поездку не только потому, что они побывали в гостях у великого писателя, но и потому, что их там поили чаем.
Л. Н. Толстой в Ясной Поляне с детьми из Тулы. 1907 г.
Открытка (художник – Е. М. Бём).
Воспитанницы Смольного института благородных девиц в столовой.
Н. П. Богданов-Бельский. Именины учительницы. 1910 г.
К. В. Лемох Утро в швейцарской. 1874 г.
26 июня 1907 года (по старому стилю) в гости к Л. Н. Толстому приехали весьма многочисленные гости: целых 800 человек детей вместе с учителями. Целый день провели они с писателем, а перед отъездом их напоили чаем. Это важная деталь, хотя кто-то, может, и скажет: «Подумаешь, великое дело – чай!». Но на самом деле чай для тех гостей, которые приехали в тот день к Толстому, был довольно изысканным угощением. Сейчас нам, конечно, трудно себе представить, что в начале XX века для кого-то чай мог быть роскошью. Однако именно так оно и было.
Бесплатную поездку для детей рабочих Тулы в Ясную Поляну организовал Арий Давыдович Ротницкий – общественный деятель и педагог, один из первых организаторов и популяризаторов детского дошкольного воспитания в Тульской губернии. Его отцу-промышленнику очень хотелось, чтобы его сын стал инженером горного дела. Но его тянуло к детям рабочих и крестьян. Вот так сам он писал об этом: «Я хотел работать среди детей окраины, хотел сделать радостным детство этих пасынков державы Российской, вырвать их из темноты и духовной изоляции». В 1907 году он становится членом правления Тульского отдела охранения народного здравия.
В своих воспоминаниях Ротницкий писал о поездке в Ясную Поляну: «Всех объединяла идея поездки к Толстому с нашими питомцами и учениками. Написали Льву Николаевичу письмо, спрашивали, может ли принять детей. Он ответил согласием. Мы о поездке не распространялись, так как было известно, что по указанию властей духовенству и учителям запрещено с Толстым встречаться».
Гости к великому писателю наведывались часто, но, чтобы их приехало 800 человек, такого раньше не было! Целый день дети в Ясной Поляне провели на воздухе: купались, водили хоровод, играли, занимались физическими упражнениями под руководством великого писателя. Толстые встретили детей гостеприимно и радушно. Около дома поставили столы, скамейки, принесли самовары. Пили чай. По словам Софьи Андреевны «выпито было шестьдесят ведер чая». Конфеты, пряники, фрукты, орехи к чаепитию детям привез сосед Л. Н. Толстого, купец Е. П. Гоголев. За столом много шутили, смеялись, а потом всех сфотографировала Софья Андреевна.
Конечно же, дети и их учителя до конца жизни не забыли поездку и то, как их угощал чаем сам граф Толстой – и не только из-за Толстого, но и из-за самого чая. Для детей из деревни, отданных на обучение ремеслу портным, лавочникам, парикмахерам, булочникам, чай в то время был роскошью – тем большей, чем тяжелей был ежедневный труд. С 5-6 часов утра целый день они были на посылках, времени и на учебу не оставалось совсем, а ложились ученики позже всех. Им приходилось еще и по дому работать: наносить воды, наколоть дров, сбегать в лавку, да еще и смотреть за хозяйскими детьми.
Об их жизни мы знаем по рассказам писателей. В. А. Гиляровский в рассказе «Олсуфьевская крепость» писал: «холостые <мастеровые> с мальчиками-учениками ночевали в мастерских, спали на верстаках и на полу, без всяких постелей: подушка – полено в головах или свои штаны, если еще не пропиты. К шести часам кипел ведерный самоварище, заблаговременно поставленный учениками, которые должны были встать раньше всех и уснуть после всех. У всякого своя кружка, а то просто какая-нибудь банка. Чай хозяйский, а хлеб и сахар свой, и то не у всех. В некоторых мастерских мальчикам чай полагался только два раза в год – на Рождество и на Пасху, по кружке:
– Чтоб не баловались!»
Для мальчишек, которые не могли купить хлеб и сахар, хозяйский бесплатный чай был не только средством для утоления жажды, но и едой, недаром ведь говорили «откушать чаю», и приглашали на чай: «Пожалуйте кушать чай!». А чай в таких случаях, как свидетельствует тот же Гиляровский, это был всего лишь кипяток с заваренным для колера цикорием. Но и такого чая могло не быть. В рассказе Чехова отданный в ученье сапожнику Ванька Жуков писал своему деду Константину Макарычу: «А еды нету никакой. Утром дают хлеба, в обед каши и к вечеру тоже хлеба, а чтоб чаю или щей, то хозяева сами трескают». А еще были и выволочки, и битье за малейшие нарушения.
Словом, для простых детей чай тогда был больше чем чай, и многие из них, вероятно, попробовав чая у Льва Толстого, могли бы повторить слова с дореволюционной открытки художницы Е. М. Бем: «Выпьем чайку – позабудем тоску!» Да и мы теперь, зная, чем был для них чай, иначе смотрим на картину Н. П. Богданова-Бельского, который изобразил детей и их учительницу за одним столом, и на картину К. В. Лемоха «Утро в швейцарской, на которой мы видим девчушку, забежавшую, видимо, в гости на чай.
Трудно было и тем, кто, обучаясь, питался за казенный счет. Приведем для примера строки из мемуаров воспитанницы Смольного института благородных девиц: «Трудно представить, до чего малопитательна была наша пища. В завтрак нам давали маленький, тоненький ломтик черного хлеба, чуть‑чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром, – этот крошечный бутерброд составлял первое кушанье. Иногда вместо зеленого сыра на хлебе лежал тонкий, как почтовый листик, кусок мяса, а на второе мы получали крошечную порцию молочной каши или макарон. Вот и весь завтрак». Порции еды были маленькими, утром и вечером полагалась еще одна кружка чаю и половина французской булки. Крошечные порции и плохое качество пищи объяснялись довольно просто: в Смольном, как и во всех казенных заведениях, процветало воровство. Известна фраза Николая I, приехавшего в институт с неожиданной проверкой: «Моих солдат кормят лучше…»
В городских условиях бедным людям, не имеющим средств для существования, бесплатно попить чаю и перекусить можно было в «народных столовых». Первую такую столовую открыли в Санкт-Петербурге в 1892 году. Меню в «народных столовых» было крайне однообразным, но к приготовлению пищи предъявлялись довольно высокие требования. В 1908 году таких столовых в городе было уже девять, кроме них открыли еще одну детскую столовую и одну студенческую. Открытие народных столовых стало распространенной формой благотворительности.
Особую категорию представляли столовые для бедных студентов. В них не подавали напитков, но за небольшую плату здесь можно было купить сытный обед. Налогов они не платили, и даже получали дотацию. В них было чисто и аккуратно, часто их содержала сама хозяйка и ее семья. Много таких столовых располагалось около учебных заведений: у Технологического института, у университета. По воспоминаниям Ф. Ф. Раскольникова, студента Санкт-Петербургского политехникума (ныне Санкт-Петербургского политехнического университета), в студенческой столовой в 1912 году за 4 копейки можно было купить тарелку кислых щей, за 8 копеек макароны, политые жидким салом. «Проглотив обед, я подсчитал деньги и увидел, что могу выпить чай: стакан чаю с лимоном стоил три копейки, а без лимона – две копейки. В соседней комнате на прилавке кипел медно-красный самовар, и девушка в белом халате и белом платочке приветливо протянула мне стакан жидкого желтоватого чая». Интересно отметить, что в то время в заведениях общественного питания хлеб был бесплатным, он грудами лежал кусками в глубоких тарелках. Взяв за деньги только чай, можно было есть хлеба сколько угодно и этим утолить голод.
У себя дома студенты вместо чая часто заваривали цикорий, круглая палочка которого четверть фунта весом стоила 3 копейки, и ее хватало на четверых дней на десять.
Княгиня М. К. Тенишева – общественный деятель, художник, педагог, меценат и коллекционер – основала в Петербурге художественную студию, которая располагалась в таком месте, где поблизости не было ни столовой, ни кондитерской, и чтобы не ходить далеко, многие студийцы голодали до вечера. На выручку им пришла сама Тенишева. «Я придумала, чтобы устранить это неудобство, устроить в особой комнате, рядом с мастерской, что-то вроде чайной, – вспоминала княгиня. – В двенадцать часов подавался огромный самовар с большим количеством булок. Вначале мои художники стеснялись пользоваться даровым чаем, отказывались под разными предлогами, некоторые даже удирали до двенадцати часов, но потом понемногу привыкли к этому обычаю, тем более что я приходила вначале сама с ними пить чай во время перемены, приглашая составить мне компанию».
Тенишева была не единственной, кто подкармливал своих студентов – например, известный художник С. И. Грибков, из чьей мастерской вышли многие замечательные художники, устраивал по праздникам для своих учеников вечеринки, где водка и пиво не допускались, а только чай, пряники, орехи и танцы под гитару и гармонь.
«Я всей душой,- писал Толстой в одном из писем весной 1890 г.,- сочувствую всякого рода борьбе против этого страшного бедствия и полагаю, что в наше время всякому мыслящему человеку, ввиду всего происходящего от пьянства зла, нельзя оставаться к этому вопросу безразличным».
Годы наиболее активной борьбы Толстого против пьянства на поприще писательской, публицистической и общественной деятельности составляют последнюю треть его жизни. Однако позиция Толстого по отношению к пьянству определилась намного раньше.
В сентябрьской книжке педагогического журнала Толстого «Ясная Поляна» в 1862 г. был напечатан рассказ ученика Толстого Василия Морозова, под названием «Солдаткино житье». Рассказ представлял собой сочинение, написанное на заданную Толстым на уроке тему об исправлении деревенского пьющего человека. Герой рассказа, возвратившись из армии, отказывается от поднесенного ему вина, так как «уж пятый год» не пьет. В ту же осень Толстой создает статью «Кому у кого учиться писать, крестьянским ребятам у нас или нам у крестьянских ребят», освещающую этот момент его педагогической практики в яснополянской школе. Здесь, кстати, Толстой, утверждая, что. «поколения работников носят в себе точно такие же человеческие свойства... как и поколения лордов, баронов, профессоров, банкиров», пытается защитить крестьянина от барского презрения по случаю того, что работник «в праздник напивается как животное».
В 70-е годы Толстой поместил рассказ «Солдаткино житье» в. свою «Азбуку». В числе произведений, написанных Толстым для «Азбуки», иго не включенных в нее, возможно, из педагогических соображений, найдется несколько рассказов о пьяницах и вине. Например, «Как делают водку», или обработка французского сюжета о том, как некий святой человек дал нищему богатство, но через две недели встретил разбогатевшего в кандалах.
Уже в статьях 60-х годов Толстой ставит вопрос о пагубном влиянии на чистую душу ребенка примера окружающих его пьющих людей. В статье «Воспитание и образование» передано недоумение и грусть родителей, которым довелось определить ребенка в гимназию и вскоре увидеть своего Ваню «чужим языком говорящим, чужим умом думающим, курящим папиросы и пьющим вино». Объехав немало сельских школ, Толстой писал в статье «О свободном возникновении и развитии школ в народе»: «явился учитель, хромой, с костылем, с неделю не бритый и с опухшим, мрачным и жестоким лицом, Я не видал еще старинного учителя,- кроткого человека и не пьяницу. Я убежден, что эти люди по обязанности своей должны быть тупы и жестоки, как палачи, как живодеры,- должны пить, чтоб заглушать в себе раскаяние в совершаемом ежедневно преступлении над самыми лучшими, честными и безобидными существами в мире» 1 .
Уместно привести разговор Толстого, состоявшийся в Поливановской гимназии в Москве 18 сентября—1881 г, с учителем Е. Марковым, который был приглашен как «сведущий человек» на заседание Государственного совета по вопросам питейного дела.
«Толстой: Вы что же это едете туда в комиссию? Уничтожать кабаки? Странное дело, Россия живет кабаками, а вы хотите их уничтожить. Как же вы это сделаете?
Марков: Ну, по крайней мере хоть сколько-нибудь окажем содействия некоторому ограждению этого зла... По-моему, конечно, проще бы всего этот косвенный налог взять с народа прямым путем, а не на вине.
Толстой: Разумеется» 2 .
В июне 1881 г., совершая путешествие пешком в Оптику пустынь, Толстой писал жене, что оно «ново», важно и полезно для души (для взгляда на жизнь)» возможностью общения с трудовым народом. В воспоминаниях сопровождающего Толстого бывшего слуги С. П. Арбузова отмечено, что, беседуя с мужиком в селе Дубки, Толстой расспросил его, почему он навеселе. На ночлег остановились у вдовы, «которая потихоньку приторговывала водкой». «Она... предложила нам водки, но Лев Николаевич сказал, что он водку не пьет», — пишет С. П. Арбузов 3 . Толстой судил о виденном с точки зрения физически и нравственно здорового человека. В 1879 г. Н. Н. Страхов писал ему: «Я редко видал Вас таким здоровым и бодрым, а сила Вашей внутренней жизни меня поразила. Ваши мысли волнуют Вас так, как будто Вам не 50, а 20 лет» 4 , 18 июня 1884 г. Толстой записал о себе в дневнике: «Переделывал свои привычки; Вставал рано, работал физически больше... Вина совсем не пью
НЕТ ТЕКСТА
он писал в дневнике о своих впечатлениях от жизни города: «Собрались злодеи, ограбившие народ, набрали солдат, судей, чтобы оберегать их оргию, и пируют» (49, 58). «Почти все одержимы нервными, желудочными и половыми болезнями от объедения, пьянства, разврата»,- напишет он вскоре в рукописи «В чем моя вера» (23, 421).
В марте 1884 г. Толстой увидел поздно вечером на Девичьем поле пятнадцатилетнюю пьяную проститутку. Он писал о ней В. Г. Черткову: «Девочка по сложенью, как моя 13-летняя Маша... голос хриплый, пьяный... серое, старое, дикое лицо» (85, 42). Эпизод этот нашел себе место в XXIVглаве трактата «Так что же нам делать?». В этом же произведении, разоблачая широкое распространение трактиров и кабаков, куда заманивают рабочих, писатель создает яркие картины пьяного «праздника» городского люда. Московские впечатления Толстого подтверждались увиденным в других местах. В марте 1885 г., осматривая Дятьковский стекольный завод в Орловской губернии, Толстой писал жене: «Здорового лица женского и мужского увидать трудно, а изможденных и жалких - бездна» (83, 488).
В Москве несколько раньше Толстой записал в дневнике 15 апреля 1884 г.: «Жалкий фабричный народ - заморыши. Научи меня, боже, как служить им. Я не вижу другого, как нести свет без всяких соображений» (49, 82). Запись эта была сделана после посещения балаганов на народном гулянье. К ней естественно примыкает отрывок из воспоминаний В. С. Серовой о Толстом: «Был я недавно на гулянье, насмотрелся, наслушался я там всякой всячины... Знаете, мне стало совестно и больно, глядя на все это безобразие. Тут же я дал себе слово обработать какую-нибудь вещицу для сценического народного представления» 5 . В. С. Серовой довелось написать музыку к созданной Толстым пьесе. Это была пьеса «Первый винокур», вышедшая в издании народного книгоиздательства «Посредник» в мае 1886 г. Сюжет ее исходит из народных легенд, взятых Толстым из сборника А. Н. Афанасьева «Народные русские легенды». Летом того же года пьеса была поставлена на сцене балаганного театра Фарфорового завода под Петербургом, в фабричном селе Александровском. Как сообщала в письме Толстому его знакомая А. М. Калмыкова, «внимание публики было сильно возбуждено, раздавались замечания и дополнения к тексту». 19 апреля 1888 г. последовало запрещение исполнения пьесы на сценах народных театров от Главного управления по делам печати. В мае 1889 г. во время пешего путешествия из Москвы в Ясную Поляну Толстой читал пьесу крестьянам. 5 мая он записал в дневнике: «Везде бедствие вино: читали Винокура. Баба воронежская покупала книжку, от мужа пьяницы» (50, 78). В дневнике Толстого за 1910 г. отмечен успех любительской постановки этой пьесы.
НЕТ ТЕКСТА
вилась самодеятельными кружками в первые годы Советской власти. В начале 20-х годов она получила название «Первый самогонщик», отражая актуальную в то время борьбу против самогонки.
К 1886 г. относится такое замечание Толстого о водке. В записках учителя детей Толстого И. М. Ивакина приведены слова взрослого сына Толстого - Сергея «Львовича: «...вчера мы косили и выпили по две рюмки водки. Я ему (отцу — Г, Л) про это сказал; он стал говорить, что это хоть и делают мужики, но это дурно - нам надо, в мужицкую работу вносить хорошие начала, а не брать дурных: водка-лишнее». Слова А. М. Кузминского в передаче Ивакина дополняют этот разговор: «Л. Н. говорит, что это при работе лишнее и, по его мнению, даже дурно: вино есть начало нравственно дурных поступков, человек начинает терять сознание того, что нужно и что лишнее». В письме к Н. Н. Златовратскому от 20 мая 1886 г. Толстой предлагает, передать в «Посредник» рассказ Златовратского «Искра божия» — о пьянице портном. В сентябре 1886 г, благодаря Н. Н. Миклухо-Маклая за присылку брошюр о его путешествиях, Толстой писал, что испытывает умиление и восхищение перед его общением с жителями Новой Гвинеи-«только добром и истиной, а не пушками и водкой»(63,378).
В 1886 г. Толстой занимается составлением «Календаря с пословицами на 1887 г.», издаваемого «Посредником». Отобранные Толстым для календаря, пословицы о вине и пьянстве восходят в основном к сборнику «Пословицы русского народа» В. И. Даля.
Экземпляра сборника того времени в Ясной Поляне не сохранилось. Но в присланном Толстому в 1897 г. втором издании сборника Даля в числе отмеченных при чтении пословиц — не один десяток пословиц и выражений о пьянстве. Встречаются на этих страницах и пословицы, вошедшие ранее в «Календарь», одна из них и в этой книге отчеркнута Толстым: «Пьяному море по колена, а лужа по уши».
Существенной вехой на пути развития антиалкогольной пропагандистской деятельности Толстого было основание им в начале декабря 1887 г. «Согласия против пьянства». Вступавшие в «Согласие», ставили свои подписи, зачастую записываясь семьями, вместе с детьми, под отпечатанным на листах текстом воззвания против пьянства такого содержания: «Сознавая страшное зло и грех пьянства, мы, нижеподписавшиеся, порешили: во-первых, самим никогда ничего не пить пьяного: ни водки, ни вина, ни пива, ни меду; во-вторых, не покупать и не угащивать ничем пьяным других людей; в-третьих, по мере, сил внушать другим людям, и особенно молодым и детям, о вреде пьянства и о преимуществах трезвой жизни и привлекать людей в наше согласие».
Отстаивая идею создания общества трезвости перед своими знакомыми, не сразу поддержавшими ее, Толстой писал П. И. Бирюкову 20 декабря 1887г.: «Для меня за общество, трезвости то, что кроме его практической пользы (уж теперь десятки людей в продолжение 10 дней не дурманились, не тупили свой разум), то, что в распущенном мире, в котором мы живем, оно призывает людей хоть к крошечному проявлению нравственной деятельности...» (64, 129).
Избегая декларативности, стоя на реальных жизненных позициях, Толстой писал в письме А. В. Жиркевичу 27 декабря 1887 г. о своем понимании, задач членов подобного общества: «Некоторые из нас составляют себе такие-то правила по отношению к этой своей деятельности, другие — другие. Одни находят для себя пока неудобным не угощать, не покупать, другие находят неудобным не пить по предписанию врача и не отогреваться, и не отогревать водкой в известных случаях, третьи отказываются от водки и от вина, но не от пива, четвертые находят, что необходимо работать над заменою пьяных удовольствий трезвыми и над устройством больниц и для этой цели собирать деньги... Желательно, мне кажется, одно, чтобы, члены были руководимы нравственным стремлением помочь людям в борьбе с этим совершенно исключительным злом. ...Вот за тем и согласие, что мы не сразу в заседании каком-нибудь все решили и подписали, а все, сознавши одну и ту же цель, каждый в своем уме, и, собираясь, сталкиваясь вместе, будем придумывать и испытывать всякие средства и нынче, и завтра...:» (64, 131 - 132).
Не желая «засушить» новую идею, Толстой не стал писать устава общества, чтобы зарегистрировать общество в органах министерства внутренних дел; оно осталось частным и добровольным согласием, насчитывавшим, в своих рядах около 750 членов. «Надо бы было,- писал Толстой в письме А. Куприянову 15 января 1890 г.,- испросить разрешение правительства для основания формального общества. Но я этого не делал, боясь всякой формальности, так как часто замечал, что очень часто внешность подавляет содержание» (65, 3). «То же, что это общество, или согласие, то это только имя,- писал Толстой П.И. Бирюкову, — и бояться этого нечего... А пускай каждый, и вы, выражает свое отношение к этому, как он хочет, только бы было желание противодействовать злу».(64, 129).
Толстой с самого начала деятельно стремился выполнять обязательное условие «Согласия» - «внушать другим людям, особенно молодым и детям, о вреде пьянства и преимуществах трезвой жизни».
Этому призвана была служить и специальная литература, над которой незамедлительно. начал работать Толстой, обратившись прежде всего к «Посреднику». Не имея еще подобных русских материалов, писатель выпустил в числе первых четырех вышедших тогда книжек брошюру «Пора опомниться. О вреде спиртных напитков», составленную Толстым по книжке американского профессора химии А. П. Пакина. Толстой прибавил к брошюре свое заключение, получившее впоследствии вид самостоятельной статьи «Пора опомниться». Обдумывая возможное заглавие для.серии книжек «Посредника» против пьянства, он обратился в письме от 13 февраля 1888 г. к художнику Н.Н. Ге с просьбой нарисовать виньетку для всех изданий по этому предмету под заглавием «Пора опомниться». Имея в виду антиалкогольную пропаганду, Толстой писал в конце января 1888 г. писателю С. Т. Семенову: «Дело это очень большое и важное. Хочется написать об этом книжечку» (64, 139). В первых числах февраля 1888 г. Толстой обращается с письмом к И.Е. Репину, в котором просит его подготовить три рисунка для книжек против пьянства, выходящих в «Посреднике». Репин отвечал, что он сделает это «с великой радостью». «Мне последнее время не здоровится,- писал Толстой Репину,- и оттого долго не могу кончить о пьянстве статью, а хочется под корень взять. Вот огромной важности предмет» (64, 145-146). Видимо, здесь следует иметь в виду работу Толстого над набросками статьи «К молодым людям». В те же дни, посылая листок с текстом «Согласия» одному из своих корреспондентов, Ф. А. Желтову, Толстой писал о пьянстве: «Зло это такое страшное и такое особенное и до таких размеров доходит, что против него надо и бороться особенным образом и для поддержки браться рука с рукою, знать каждому, что он не один» (64, 148).
В январе — марте 1888 г. в «Посреднике» вышли первые четыре книжки о пьянстве. Кроме брошюры «Пора опомниться», были изданы две книжки помощника врачебного инспектора в Чите, знакомого Толстого с 1887 г., П. С. Алексеева: «О вреде употребления крепких напитков» и «Чем помочь современному горю? - Как остановить пьянство?». Экземпляр второго издания сохранился доныне в библиотеке Толстого в Ясной Поляне. Книжка объемом в 33 страницы адресована широкому кругу читателей. «Настало время,- говорится здесь,- когда каждый человек, занятый не только самим собой, не лентяй и не самоугодник, должен познакомиться с вредом, приносимым пьянством отдельным лицам и всему обществу».
Вышедшая в конце января 1888 г. книжка Алексеева «О вреде употребления крепких напитков» содержала, судя по подзаголовку, «сведения о действии водки, вина и спирта на человека, изложенные по книге доктора Ричардсона». Толстого она не вполне удовлетворяла, и он писал В. Г. Черткову 9 февраля 1888 г.: «Алексееву книжку никто не понимает из простых» (86, 122). Толстой продолжает подбирать материалы для «Посредника». В одном из писем Черткову в феврале 1888 г. он упоминает об авторе маленькой книжки о пьянстве, Тиличееве, отмечая, что такая книжка ценой в ½ копейки «годилась бы». 2 февраля Толстой сообщал Черткову о прочтенной им комедии Дм. Д. Кищенского «Пить до дна, не видать добра». «Есть много недостатков - кое-что я вымарал, но очень много хорошего, особенно о пьянстве, и напечатать бы ее хорошо, если бы пропустили» (86, 115). Комедия, однако, не была напечатана «Посредником» вследствие цензурного запрещения. В апреле 1888 г. Толстой рекомендовал «Посреднику» как «очень недурную» повесть А. О. Эльснера «Вино».
Четвертой книжкой в первой партии изданий «Посредника» против пьянства была брошюра председателя Казанского общества трезвости А. Т. Соловьева. В статье «Моя переписка с М. Л. и Л. Н. Толстыми» Соловьев сообщал о себе: «Вопросом о борьбе с пьянством я занимаюсь с 1885 года и в это время начал печатать статьи по этому вопросу. Первая книжка для народа была выпущена под заглавием «Вино для человека и его потомства яд» в 1885 году; эта книжка и была причиною, почему я начал переписку с Марией Львовной Толстой и затем со Львом Николаевичем. Мария Львовна прислала мне письмо с просьбой выслать книжку «Вино-яд...» 7 .
Вскоре А. Т. Соловьев получил ответ от Марии Львовны оего брошюре: «Отец прочитал ее, нашел, что она хороша и очень полезна... Отец мой тоже хочет написать книжку о вреде пьянства и он очень теперь заинтересован этим» 8 . 12 февраля 1888 г. Толстой писал Соловьеву, благодаря его за разрешение перепечатать книжку в «Посреднике» и продавать по очень дешевой цене: «Я позволю себе выразить о ней только два желания: I) чтобы слог был проще и доступнее массам и 2) чтобы заключение обращено было не к властям, предлагая запрещение, а к обществу, к отдельным лицам, указывая всем нравственную обязанность воздержания» (64, 150).
2 марта 1888 г. Толстой обратился к Соловьеву с такой просьбой: «Очень нужно бы было в самой сжатой и популярной «форме изложить то же так, чтобы составился листок, вроде объявлений, который бы можно было распространять при книгах и газетах. Я попытаюсь это сделать, а вы пытайтесь со своей стороны; одно другому не помешает.
Судя по вашим писаниям, вы имеете нужные для того качества: искренность убеждения и горячность чувства» (64, 156). Замечания, высказанные Толстым по поводу текста листка, были таковы: Желательно было бы одно: немножко сократить да еще не слишком преувеличивать описаний состояния пьяницы. Преувеличение подры- вает доверие, да и не нужно. Дело само за себя говорит. Это хорошо, горячо написано и будет полезно» (64, 160). Осенью того же года М. Л. Толстая сообщила автору, что листок давно уже в продаже. Получив в мае 1888 г. от Соловьева его брошюру «О табаке», Толстой отозвался и о ней с большим одобрением. Мария Львовна в связи с этим, писала Соловьеву 2 июня 1888 г.; «Отец поручил мне спросить вас- отдаете ли вы вашу статью о табаке для издания Сытину? Нам очень, очень она понравилась. Хорошо бы извести эту глупую и вредную привычку. У нас на днях был пожар, сгорело несколько изб, и в тот же вечер мой отец собрал сходку и на этой сходке устроилось общество некурения.
Это было очень радостно видеть. Ребята и мужики приходили, рвали свои кисеты, били трубки» рассыпали табак на землю и записывались в общество 9 .
Наиболее обстоятельно Толстой критикует курение в статье «Для чего люди одурманиваются?» (1891 г.), где этому вопросу посвящена, специальная глава. Тему эту Толстой не оставлял и позднее. В яснополянской библиотеке сохранилось несколько изданий разных лет о вреде табака, так или иначе связанных со взглядами Толстого. Это, например, книжка врача харьковских фабрик М. К. Валицкой «Исследование здоровья рабочих на табачных фабриках» (Спб., 1889 г.).
Автором собран обширный фактический материал, статистические данные по 12 табачным фабрикам. На книжке надпись: «Высокоуважаемому Льву Николаевичу графу Толстому от автора». Имеется в виду изданная в 1896 г. «Посредником» брошюра Д. П. Никольского «О табаке и о вреде его курения». В полученной от автора книжке «дяди.Михея» (С. Д. Короткого) «Табачное зелие на Руси» (Спб., .1907 г.) изложена в шуточных стихах история распространения табака в России. Мысли Толстого о вреде вина и табака приведены, в книжке А.И. Аполлова «Перестанем.курить! Что такое табак и какой вред от него бывает». (М.: Посредник, 1904 г.)
Со времени выхода первых изданий «Посредника» против пьянства начинается не прекращавшаяся до конца его жизни разнообразная деятельность Толстого по распространению антиалкогольной литературы. Уже в марте 1888 г.; узнав из письма П. И. Бирюкова об организации чтений против, пьянства лекций в Соляном городке под Петербургом, Толстой делится в письме к А. Т. Соловьеву своими планами о чтении подобных лекций в Москве. (Сведений об этом в дальнейшем, однако, не встречается.) Упоминания об отправке или передаче книжек против пьянства встречаются многократно в письмах и дневниках Толстого! Это, видимо, послужило причиной того, что многих известных изданий, прошедших через руки Толстого, нет теперь в его библиотеке, что касается прежде всего изданий «Посредника». Вот лишь несколько примеров этой деятельности Толстого. В письме П. М. Третьякову, основателю художественной галереи, носящей его имя, в связи с его сочувственным отзывом о брошюрах против вина, Толстой писал 11-12 мая 1888 г. из Ясной Поляны, призывая его содействовать делу общества трезвости. «На всякий случай посылаю Вам листок, надеясь, что вы, подписав его, присоедините и других членов. В особенности же желательно было бы вербовать членов между рабочим народом, — фабричными. Книжки эти можно иметь у Сытина по 1 р. 25 к. сотню и потому не убыточно и удобно раздавать рабочему народу» (6.4.169). Через три дня в письме в Москву дочери Т. Л. Толстой писатель просил переслать по нескольку экземпляров, «пьянственных книг» просившим их корреспондентам Толстого из Тобольской и Нижегородской губерний: И. М. Ивакин так описал в своих «Записках» одну из встреч с Толстым в Московской библиотеке в марте 1889 г. Накануне вечером он был у Толстых и сказал теперь Толстому, что «забыл захватить книжечки о пьянстве.
Да, я и сам вспомнил вчера, да вы уже ушли. Я, впрочем, всегда их имею с собой - вот вам, возьмите!
Он вынул из кармана и дал мне две книжечки» 10 .
В 1889. г. в Москве на первый день пасхи Толстой раздавал пьяным на улице книжки против вина. 9 апреля в его дневнике записано: «Дорогой раздал листки пьяным. Хорошо поговорил. Страшный вид разврата вина и табаку». Через неделю записано: «На конке дал книжечки, поговорил и на душе хорошо» (50, 64, 68)
В начале мая 1889 г. Толстой идет пешком из Москвы в Ясную Поляну. В трактирах он раздавал книжки, беседовал. «Писарь при церкви ухорь, пил и читал и дал мне 5 копеек за книгу: Пора опомниться», — записано в те дни в дневнике писателя (56; 79).
Подобные примеры встречаются в биографии Толстого и 10 и 20 лет спустя. Так, 20 марта 1903 г. он писал П. Ф. Дубровскому в Симбирск, одобряя его решение бороться с пьянством: «Посылаю вам несколько брошюр против пьянства и желаю вам твердости в вашем решении и успеха в воздействии на других» (74, 79). В феврале 1910г. Толстой отправил «несколько брошюр о вреде пьянства» П. В. Сюзеву, основателю общества трезвости на заводе в Пермской области. Отвечая 6 февраля 1910 г. на вопрос М. Н. Яковлевой, как лучше употребить имеющиеся деньги, Толстой пишет: «Я даю понемногу, по 5, 10 копеек прихожим бродягам, которых так много, и всегда, когда успею, вступаю в разговор о пьянстве и уговариваю не пить, не курить, и если грамотный, даю об этом книжечки» (81, 89).
В доме-музее Толстого сохранилось несколько экземпляров настенных листков против пьянства, изданных одним из деятельных сотрудников «Посредника» И. И. Горбуновым-Посадовым. Листки, вероятно, были получены в октябре 1910 г. В эти последние дни Пребывания Толстого в Ясной Поляне он «очень одобрял их». Как свидетельствует секретарь Толстого В. Ф. Булгаков, получив среди прочих листок под названием «о пьянстве», Толстой сказал: «А эти листки о пьянстве, как они действуют! Прямо действуют. То есть, как действуют? Ну, если из ста человек, которые их прочтут, один перестанет пить, то и это прекрасно» 11 . В числе сохранившихся в Ясной Поляне — листок с текстом статьи Ф. А. Желтова «Перестанем пить вино и угощать им». Возвращаясь к работе Толстого в «Посреднике» в конце 80-х годов, отметим, что еще летом 1889 г. Толстой редактировал статьи Желтова, «поправлял желтовские листки», впоследствии, видимо, они переиздавались, как и другие материалы «Посредника», направленные против пьянства.
В 1908 г. в одной из статей к 80-летию Толстого журнал «Вестник трезвости» подчеркивал, что писатель, ратуя против пьянства, «усовещивал печатно не только малограмотный простой народ, но и людей высокообразованных, а на последнее до того никто не решался!» (№ 164).
В имеющихся в яснополянской библиотеке статьях И. И. Янжула под названием «Пьянство и борьба с ним», опубликованных в «Вестнике Европы» летом 1888 г., содержится одно из первых в литературе сообщений о резонансе в русском обществе на антиалкогольную пропаганду Толстого. Автор отмечает, что в условиях свободы питейной торговли, когда водка является наиважнейшим источником доходов, русское общество не обнаруживает серьезного стремления к борьбе с пьянством. Имея в виду деятельность Толстого по организации Согласия против пьянства, автор статей пишет: «Как же к этому сообщению отнеслась наша пресса? К сожалению... вместо сочувствия или почтения даже без отношения к лицу, от которого бы эта попытка происходила, некоторые газеты встретили ее лишь шутками и ироническими замечаниями». Из предисловия к книжке Г. Бунге «О вреде пьянства» (Спб., 1897) следует, что когда встал вопрос о выпуске переводных изданий против пьянства в пору, когда «русская литература по вопросу о борьбе с пьянством... находится еще в зачаточном состоянии», издатели медлили, так как опасались, что «общество этот вопрос мало интересует» и «существующие вкусы заинтересованного большинства встретят подобные издания недружелюбно».
Толстой чувствовал это и разоблачал этих людей повседневно. В декабре 1888 г. он записал в дневнике о гостях его московского дома: «Утром доктор и Стахович. Оба алкоголе-никотинцы и рассуждают, а доктор даже лечит» (50, 8). «Он (Стахович.- Т. А.) рассказывал об обществе поощрения борзых собак с Николаем Николаевичем младшим и по этому случаю напиваются» (50, 12).
На тех же страницах дневника читаем запись после посещения Толстым училища для рабочих: «Тусклые без света глаза учеников: фабрика, табак, бессонница, вино». «А нынче мальчики раздетые, из которых два ехали на конке, а два бежали за нею без шапки. От заведенья слесарного, у Арбатских ворот, они бежали в полпивную на Плющиху. Все курят». А дома, как записано в дневнике 5 января 1889 г., «папиросы, юбилеи, сборники, обеды с вином и при этом по призванию философская болтовня» (50, 20).
9 января Толстой прочитал в «Русских ведомостях» объявление еще об одном подобном товарищеском обеде бывших воспитанников Московского университета, ежегодно традиционно проводимом в «Татьянин день», 12 января. За два дня Толстой написал на эту тему статью, разоблачая пьянствующих, по обыкновению, в этот день деятелей просвещения, сам отнес статью в редакцию, и «Русские ведомости» тут же ее напечатали под названием «Праздник просвещения 12 января». Биограф Толстого П. И. Бирюков писал: «Далеко не всем стало стыдно от этого обличения. Бесстыдство некоторых из празднующих дошло до того, что они, вероятно, уже в полупьяном виде, посылали со своих пирушек Л. Н-чу телеграммы: «Пьем за ваше здоровье» 12 .
В газетах стали появляться отклики, исполненные раздражения. По поводу этого А. Т. Соловьев выступил в Казани со статьей «Татьянин день. Ответ на возражения Льву Толстому». Здесь говорилось: «...со стороны газет, которые осмеливаются называть себя иногда руководителями общества, посыпались насмешки в различных формах, доказательства даже того, что трезвый человек никуда не годится, что только пьяный человек может быть в дружеской компании... Так убежденным людям... нужно идти в кабак за стойку и там проповедовать свои руководящие истины».
В ноябре 1889 г. у Толстого возникает замысел новой статьи к «Татьяниному дню» «о том, чтобы празднующие отпраздновали бы учреждением общества трезвости с забранием в свои руки кабаков и трактиров, как в Швеции» (50, 173). Замысел этот осуществлен не был. Толстой, видимо, имел в виду «Готенборгскую систему», примененную в Швеции, о которой он узнал в то время из ряда зарубежных и русских источников.
В письмах и дневниковых записях Толстого за 1889 г. встречается масса заметок, свидетельствующих о глубоко неравнодушном отношении его к проявлениям пьянства.
Посетив в январе 1889 г. А. А. Фета по случаю 50-летия его литературной деятельности, Толстой записал в дневнике: «Там обед.
Ужасно все глупы. Наелись, напились и поют. Даже гадко» (50, 31). Когда С. А. Толстая устроила в честь Фета обед в своем доме, Толстой назвал его в дневнике «оргией на 25 человек». 14 марта, посетив трактиры Ржанова дома, Толстой внес в дневник такие записи: «Часовщик спившийся: «Я гений!» Дитя курящее. Пьяные женщины. Половые пьют. Половой говорит, что тут нельзя быть не выпивши» (50, 62).
Когда Толстой в марте - апреле 1889 г. гостил у своего единомышленника С. С. Урусова в селе Спасском на границе Московской и Владимирской губерний, он часто ходил по деревням. В одном из писем С. А. Толстой он писал: «Деревенская жизнь вокруг, как и везде в России, плачевная... Кабак и трактир, великолепный дом с толстым мужиком... Как будто предполагается, что все устроено прекрасно и вмешиваться во все это нельзя и не должно и оскорбительно для кого-то и донкихотно... А оглянешься на себя, наши классы в еще более плачевном состоянии, коснеем» (84, 51). 27 марта в дневнике записано: «Пошел ходить в Зубцево, оттуда в Лычево и домой. Встретил Степана. Он согласен в общество трезвости» (50, 57). Запись следующего дня сделана по поводу посещения мануфактурной фабрики: «Пьяный дикий народ в трактире. 3 000 женщин, вставая в 4 и сходя с работы в 8, и развращаясь, и сокращая жизнь, и уродуя свое поколение, бедствуют (среди соблазнов) в: этом заводе для того, чтобы никому не нужный миткаль был дешев...» (50, 59). Разоблачая социальные язвы современного ему строя, Толстой записал. в дневнике за 30 апреля пункты «обвинительного акта против правительства». Назвав среди прочего «фабрики — убийство жизни», он затем назвал «пьянство» (50, 76).
В переписке Толстого за 1889 г. интересны письма, освещающие организацию и деятельность обществ трезвости в других местах, 14 марта Толстому послал письмо основатель Одесского общества трезвости учитель А. И. .Ярышкин. Сообщая об организации общества, он спрашивал, совета Толстого о направлении деятельное такого общества. Отвечая ему, Толстой писал 18 марта: «...по моему мнению, главные силы, вся энергия общества должна быть направлена на популяризацию, распространение того, что сделано по этому вопросу в Европе и Америке, и на самое простое, ясное, неоспоримое, — до очевидности доведенное изложение зла, безумия, грехи пьянства. Для этого есть два средства: 1) устное убеждение людей и привлечение их к согласию против пьянства... и 2) печатание листков, брошюр, чтение лекций... На это надо обратить силы. Устройству лечебницы, по правде вам скажу, я не очень сочувствую. Устройство таких лечебниц есть дело и обязанность правительства, но не частных обществ. Частное общество должно иметь более широкие, и плодотворные цели, чем пальятивы. Надо хоть стараться под корень подсечь зло. И мне кажется, что это очень возможно...(64, 236-237). 14 июня Толстой, отвечая на вопрос Ярышкина о программе издания для народного чтения, рекомендовал попытаться составить описание за 20, 30 или 50 лет бюджета пьющего и непьющего семейства. Вывести в цифрах и что стоит вино на праздниках, свадьбах, крестинах и т. п. — и потом среднее пропиваемое членами семьи и вытекающие из того прогулы. И под конец несчастные случаи болезней, преступлений, смертей в том и другом семействе» (64, 262 — 263). В яснополянской библиотеке сохранились издания Одесского общества трезвости, поступившие, вероятно от Ярышкина: сборник для популярного чтения и книжка Ярышкина: «Царство зла. Беседы о пьянстве» (оба издания - 90-х годов). В письме Ярышкину Толстой упоминает об обществе трезвости в с. Тате в Смоленской губернии, которым руководил С.А. Рачинский, бывший профессор ботаники Московского университета, ставший сельским учителем. Имея в виду его книжку «Из записок сельского учителя»
(Спб., 1889, сохранилась в Ясной Поляне), Толстой назвал его статьи «прекрасными» в письме автору от 9 апреля 1890 г. в днев-
никовой записи за 16 июня 1889 г. Толстой упоминает «общество
трезвости Русанова»; из комментария следует, что Г. А. Русанов сообщал Толстому в письме, что запись у него «членами общества трезвости» двух его знакомых «вызвала расследование урядника» (50, 311). В том же году было основано общество трезвости в станице Бесергеневской, Толстой об этом знал. А. И. Куприянов из Новочеркасска обратился к Толстому за разъяснением ряда вопросов о таком обществе, за литературой. В письме он сообщал и отом, что основание общества «встретило препятствие» со стороны пьющих, что вызвало сомнения среди членов общества. Такое сопротивление было знакомо самому Толстому. В дневнике за 3 октября 1889 г. он отметил, что будучи в одной из соседних деревень – Ясенках — «на сходке говорил о табаке и вине, но получил отпор. Страшно развращен народ» (50, 153-154).
Толстого не оставляла мысль написать о пьянстве большую работу. Об этом свидетельствует и его ответ на письмо, крестьянина из Воронежской губернии Е. М. Ещенко в феврале 1889 г.: «Очень благодарен вам за письмо и за наставление о курении. Оно мне было на большую пользу, и я надеюсь написать о вине и табаке полезную книгу...» 13 .
В перечне замыслов Толстого в дневнике за 10 декабря 1889 г. значится: «Воздержание дурманов, алкоголя, табаку» (50, 191). К этому времени Толстой располагал рукописью книги врача П. С. Алексеева «О пьянстве». Речь о ней шла в письме Толстого А. С. Суворину в ноябре 1889 г., «статья Алексеева» упомянута в записной книжке писателя за 25 декабря 1889 г. 16 января 1890 г. Толстой записал в дневнике о замысле написать предисловие к книге Алексеева. 9 апреля он писал С. А. Рачинскому: «У меня лежит прекрасная статья доктора Алексеева: история борьбы против пьянства; и мне очень хочется написать к ней предисловие. Разумеется, это для образованного класса. Образованный-то класс в этом отношении очень не образован» (65,75).
На другой день Толстой принялся за работу над статьей «Для чего люди одурманиваются?» 11 июня Толстой написал В.Г. Черткову: «Я кончил теперь предисловие к книге Алексеева» (87,30). Об отношении Толстого к работе свидетельствует, например, дневниковая запись за 19 мая: «Остановился на 2-й части. Надо все переделать. Очень тема важна» (51, 44). Книга Алексеева «О пьянстве» с предисловием Толстого вышла в 1891 г. В конце января 1891 г, статья «Для чего люди одурманиваются?» была напечатана в газете «Новое время»; в феврале Толстой дал разрешение Ярышкину напечатать ее в Одессе. Это удалось, но 2-е издание ее было запрещено одесскими цензорами. В известной мере Толстой этого ожидал. Книга Алексеева задерживалась выходом, так как должна была проходить цензуру.
В беседе с посетившим его летом 1890 г. корреспондентом «Нового времени» А. Н. Молчановым Толстой сказал о статье, что он пробовал здесь «дать первый ответ на вопрос: почему человечество начало употреблять наркозы - вино, водку, курение... и где причина, что страсть к этому опьянению сохраняется так крепко и поныне во всех слоях общества всех стран?
Не знаю,- прибавил он к рассказу об этой теме,- не знаю и сомневаюсь, можно ли будет напечатать этот труд?» 14 .
Это была самая большая из написанных Толстым статей, направленных против пьянства и курения.
Вскоре после окончания работы над статьей Толстой встретил «общие мысли», как он писал, в воззвании Цюрихского общества трезвости, обращенном ко всем людям. Направляя его в июне 1890 г. в «Посредник» И.И. Горбунову-Посадову, Толстой назвал его «прекрасным». В библиотеке Толстого сохранилось немецкое издание речи профессора Цюрихского университета А. Фореля «Обычай, пьянства, его гигиеническое и общественное значение по отношению к университетской молодежи» (Штутгарт, 1891). Толстой, видимо сразу по прочтении ее поручил перевести текст на русский язык учителю его детей А. М. Новикову. В письмах В. Г. Черткову весной 1891г. Толстой рекомендовал ее издать в «Посреднике» в серии «Для интеллигентных читателей». Речь Фореля и Воззвание Швейцарского общества трезвости вышли в сборнике «Посредника» под названием «Против пьянства» в 1893 г. Форель привлек Толстого как сторонника полного воздержания от вина. Сам Толстой по свидетельству посещавшего его в Ясной Поляне в марте 1891г. знакомого А. А. Цурикова, не пил «ни вина, ни кофию, ни чая и не курил» 15 .
В воспоминаниях о том же времени В. М. Лопатина, участника первых постановок «Плодов: просвещения», отмечено, что, приехав
после репетиции из Тулы в Ясную Поляну, они застали «накрытый
стол с обильным ужином... Но на столе заметно отсутствовали
признаки какого-либо хмельного питья, и последнее демонстративно
заменял разлитый по графинам квас» 16 .
Понятны заметки Толстого в дневнике о помещичьих семьях в которых ему пришлось побывать в сентябре 1891г.: «У Бырдиных, помещичья семья... За столом подали водку и наливку и предложили курить и объедаться... Приехали к Свечину. Он на охоте. Великолепный дом, конный двор, винокуренный завод, голубятня» (51,192). Эти наблюдения относятся к периоду организации Толстым борьбы с голодом, охватившим тогда ряд южных губерний России. Не случайна запись о винокуренном заводе. 20 декабря 1891г. он писал жене из Бегичевки Рязанской.губернии: «Нехорошо то, что картофеля нет, нельзя его сохранить без подвалов, и он весь - десятки тысяч пудов — пойдет на винокуренные заводы, а не на пищу людей. Ах, это винокурение. Пьянство не ослабевает. В деревне Ивана Ивановича, даже в двух, открываются кабаки, и нет возможности их запретить» (84, 110). В начатой осенью этого года статье «О голоде» Толстой назвал в ряду общих хронических причин бедствия и пьянства. Рассказывая о посещении одной из деревень Епифанского уезда Тульской губернии, он описывает драку перепившихся мужиков, которым бывший староста, растративший мирские деньги, «поставил полведра за то, что ему рассрочили платеж на три срока». 24 апреля 1892 г. Толстой пишет Н. Н. Страхову, что работа «на голоде» помогла ему еще более почувствовать «унижение и развращение», до которого доведен народ. «Взять человека, напоить пьяным, обобрать, да еще связать его и бросить в помойную яму, а потом, указывая на его положение, говорить, что он ничего не может сам и вот до чего дойдет предоставленный самому себе,- и, пользуясь этим, продолжать держать его в рабстве. Да только перестаньте хоть на один год спаивать его, одурять его, грабить и связывать его, и посмотрите, что он сделает и как он достигнет того благосостояния, о котором вы и мечтать не смеете» (66, 204-205).
Вера в лучшие человеческие свойства крестьянина побуждала Толстого неоднократно вступаться в те годы перед судебными органами за яснополянских крестьян, совершивших в пьяном состоянии ту или иную провинность.
К этому времени были написаны и ставились пьесы Толстого «Власть тьмы» и «Плоды просвещения». Мужики в них, в отличие от принятого тогда на сцене до комизма туповатого и пристрастного к вину типа, умны и судят пьющих. «Вино-то, вино-то, значит, что делает»,- сокрушенно говорит Аким о пьяном Никите. «Что делает винцо-то. Винцо-то, скажем»,- рассуждает 3-й мужик, глядя на спившегося возле господ старого повара. «Как только съехались, — говорит в «Плодах просвещения» о господах кухарка, — сейчас карты, вино, закурят — и пошло, на всю ночь». 1-й мужик советует камердинеру Федору Ивановичу, который собирается купить в деревне домик: «Да питейное заведение; примерно, или трактир откроете, житье такое будет, что умирать не надо. Царствуй, и больше никаких».
Толстого продолжают волновать и в эти годы проблемы нравственного влияния пьянства на детей. 17 июня 1891 г., наблюдая деревенских детей, он записал в дневнике: «Родятся, растут, чтоб сделаться пьяницами, сифилитиками, дикарями... надо все силы употреблять на то, чтобы из дикарей делать людей. Только это одно доброе дело. И дело это делается не одними словами, но примером жизни» (52, 41-42). Несколько ранее в дневнике была сделана запись о воспитании детей у людей дворянского сословия: «Разговаривал вчера о воспитании. Зачем родители отдают от себя в гимназию? Мне вдруг ясно стало. Если бы родители держали его дома, они бы видели последствия своей безнравственной жизни на своих детях. Они видели бы себя, как в зеркале, в детях. Отец пьет вино за обедом с друзьями, а сын в кабаке. Отец на бале, а сын на вечеринке. А отдай в гимназию, и завешено зеркало, в котором себя видят родители» (52, 30). «Вспомнил себя в молодости, — написал Толстой в записной книжке в декабре 1899 г., — как я пил, курил... только потому, что это делают старшие» (53, 379).
Отвечая на письмо Ф. А. Желтова о воспитании детей. Толстой
писал 18 декабря 1895 г.: «Дети нравственно гораздо проницательнее взрослых, и они - часто не высказывая и даже не сознавая это — видят не только недостатки родителей, но и худший из всех недостатков - лицемерие родителей, и теряют к ним уважение и интерес ко всем их поучениям» (68, 280). Поэтому, считает Толстой, необходимо «сделать свою жизнь хорошей или хоть менее дурной», чтобы хорошо воспитать детей.
Одно из волнующих Толстого положений определено в статье «Для чего люди одурманиваются?» тезисом о том, что общественной, экономической, политической жизнью России руководят пьяные люди; будь они даже умеренно и пристойно выпивающими людьми. Этот угол зрения чувствуется в антимилитаристических статьях, таких, как «Царство божие внутри вас», «Христианство и патриотизм» и др. "
В первой из них всеобщая воинская повинность разоблачена Толстым как выражение насилия над человеческой личностью в интересах милитаризма. XIIглава статьи специально посвящена описанию рекрутского набора, хорошо знакомого Толстому и по ясно- полянской деревенской жизни. В письме С. А. Толстой 15 ноября 1892 г. Толстой, например, сообщал: «У нас возили в солдаты Курносенкова и Жарова, и пьяны, — как и должно быть — они, подрались, и один рекрут пырнул ножом Ефима Жарова, — кажется, не опасно. А Курносенкова приняли, несмотря на то, что он ездил к женщине, которая умеет отчитывать от солдатства, и он заплатил ей деньги» (84, 173). В статье «Христианство и патриотизм» Толстой подчеркивал, что одурманенные правящей верхушкой народные «низы» вынуждены будут пойти на войну, «заглушая в своей душе отчаяние песнями, развратом и водкой». Так же идут рекруты на военную службу, становясь «жертвой бесстыдного обмана», как писал Толстой.
По поводу очень возмутившей Толстого статьи в «Новом времени» от 6 ноября 1896 г., в которой генерал М. И. Драгомиров пытался доказать неизбежность и законность войны, он писал в письме А. М. Кузминскому: «Что бы вы уговорили Драгомирова, чтобы он не писал таких гадких глупостей... Ужасно думать, чти во власти этого пьяного идиота столько людей» (69, 206.). Персонаж незаконченной драмы Толстого «И свет во тьме светить Степа говорит: «Я кончил курс. Мне надо отбывать повинность. Отбывать ее с пьяными и грубыми офицерами в армии неприятно» (31, 124).
В «Записках И. М. Ивакина» передан рассказ Толстого в 1889 г. о том, как к нему пришел поговорить кадет: «Кончает курс, такой чистенький, пальто новое, башлык пропущен под погоны, глаза ясные, светлые, — и спрашивает, что ему делать.
— А вы спиртные напитки употребляете? - спрашиваю его. Он говорит, что с товарищами немного употребляет, что без этого в военной службе нельзя. Я было приготовился победоносно возразить, но он вдруг мне говорит: «Вот, например, Скобелев когда брали Геок-Тепе и надо было убивать женщин и детей, а солдаты не хотели этого, не решались, он велел дать им водки». И при этом ясные глаза, спокойный вид! Вот где весь ужас!» 17 . В этой же беседе Толстой рассказал Ивакину о посетившем его военном, авторе воспоминаний о Севастополе Ершове: «Мне рассказывали, что Ершов, член общества трезвости, сидел где-то с немцем в ужасно веселом настроении, и когда ему заметили, что ведь он член общества трезвости, он ответил, что это ничего, что он хоть и пьёт, но не угощает». О подобном лицемерии говорит Толстой и на страницах статьи «Царство божие внутри вас», имея в виду землевладельцев: «И вот этот человек, нисколько не смущаясь и не сомневаясь в том, что ему поверят, устроив земледельческую выставку, общество трезвости и разослав через жену и детей фуфайки и бульон трем старухам, смело в семье, в гостиных, в комитетах, печати проповедует евангельскую или гуманную любовь к ближнему вообще и в особенности к тому рабочему земледельческому народу, которой он, не переставая, мучит и угнетает» (28, 267). Бедность народа, по их понятиям, подчеркивает в той же статье Толстой, «происходит от необразования, грубости, пьянства». Понятно в этой связи, почему нет сведений о каких-либо контактах Толстого с деятелями, например, Московского официального общества трезвости, хотя к восьмидесятилетию Толстого в Ясную Поляну был доставлен роскошный том «Отчетов общества за 1896-1906 гг.» с автографом: «Великому борцу за трезвость. Почетному члену Первого Московского Общества Трезвости». Естественно, что книжки, присланные Толстому до этого председателем общества А. М. Коровиным, остались у Толстого неразрезанными. В одной из них под названием «На что нам общества трезвости» (автор А. М. Коровин, 1897) восхваляется правительство за оказание помощи обществам трезвости. Становится понятным «приведенное И. А. Буниным в книге. «Освобождение Толстого» суждение Толстого 90-х годов; «Вспоминаю еще, как однажды я |сказал ему, желая сказать приятное и даже слегка подольститься:
— Вот всюду возникают теперь эти общества трезвости,
Он сдвинул брови.
— Какие общества?
— Общества трезвости
— То есть это когда собираются, чтобы водки не пить? Вздор.
Чтобы не пить, незачем собираться, а уж если собираться, то надо
пить. Все вздор, ложь, подмена действия видимостью его...» 18 .
В заключении большого письма А. М. Кузминскому от 13-15 ноября 1896 г., где шла речь о поддержании Толстым идеи учреждения правительственных обществ трезвости, Толстой написал, что он не может этого сделать, так как «не думает, чтобы общества трезвости, ведомые правительственными чиновниками, могли влиять на народ» (69, 206).
В библиотеке Толстого сохранилась брошюра «Спирт, его действие на живой человеческий организм. Меры против пьянства», присланная Толстому в 1902 г. из Брест-Литовска. Автор ее К. Г. Штейнберг должен был признать, что общества трезвости, особенно в провинции, малодейственны, так как были вызваны к жизни не требованиями жизни, а по приказу и под давлением. Толстой еще раньше почувствовал причины слабости этих организаций на местах. В набросках статьи «Сон молодого царя» (1895 г.) написано: «Что же твое общество трезвости? - сказал студент сестре.- Да что же можно сделать, когда их (крестьян.- Г. А.) со всех сторон спаивают»; (31, 108). Можно привести и более раннее свидетельство тому же. В статье «Царство божие внутри вас» Толстой отметил, что правительства, якобы борясь за мир, «делают вид, что поддерживают это, так же, как они делают вид, что они поддерживают общества трезвости, тогда как большей частью живут пьянством народа» (28, 117).
В незавершенной статье «Бессмысленные мечтания», обличающей самодержавие, Толстой писал в 1895 г.: «Царствовать и управлять народом нельзя без того, чтобы не развращать, не одурять народ тем в большей степени, чем несовершеннее образ правления, чем меньше управители выражают собою волю народа. А так как у нас самое бессмысленное: и далекое от выражения воли народа правление, то при нашем управлении необходимо самое большое напряжение деятельности для одурения и развращения народа» (31, 192). В статье «Сон молодого царя», которую можно рассматривать как первоначальный вариант статьи «Бессмысленные мечтания», находим к этому положению совершенно конкретную иллюстрацию: «Молодой царь только что вступил на царство... С министром финансов он утвердил... продажу от казны вина в нескольких частях государства и постановление о праве продажи вина в больших базарных селах, что тоже должно увеличить главный доход государства - с вина» (31, 107). Содержание «Сна» очевидно доказывает то, что Толстой совершенно не сочувствует этому государственному акту Николая II и министра финансов С. Ю. Витте. В последующие годы Толстой будет проявлять внимание, судя по книгам в его библиотеке, к официальным, содержащим статистические сведения материалам о степени распространения пьянства в России и мерах борьбы с ним. При всей относительности сообщаемых в этой литературе данных она обеспечивала широкую осведомленность Толстого о пагубных результатах внедрения «винной монополии».
«И вот это одурение и развращение народа, совершающееся в таких огромных размерах в России, и не должны переносить люди, видящие средства этого одурения и развращения и последствия его» (31, 192). Так формулировал Толстой в статье «Бессмысленные мечтания» задачу и обязанность мыслящих людей по разоблачению деятельности правительства.
Подтверждением неослабного внимания Толстого к разным аспектам, проблемы борьбы против пьянства служат и дневниковые записи этого времени. 3 мая 1894г. Толстой писал: «Читал вчера поразительную по своей наивности статью профессора Казанского университета Капустина о вкусовых веществах._Он хочет показать, что все, что люди употребляют; сахар, вино, табак, опиум даже — необходимо в физиологическом отношении. Люди пьют вино, курят табак, и наука ставит себе задачей физиологически оправдать употребление вина и табаку» (52, 116). В библиотеке Ясной Поляны сохранялась и эта статья, и изданная спустя 15 лет книжка однофамильца Толстого - земского врача К. К.Толстого - «Потребление алкоголя как предмет научных исследований», рекомендованная в печать Главным управлением неокладных сборов и казенной продажи питий. Этот сторонник умеренного употребления вина договаривается до того, что «алкоголь для большинства представляет собою предмет первой необходимости... как лук, чеснок, органические кислоты вообще». Чтение в «Новом времени» описания празднования годовщины основания Петербургского университета в ночь с 8 на 9 февраля 1895 г.
отразилось в таких словах Толстого: «Событие за это время сильно
поразившее меня, это пьянство и буйство петербургских студентов. Это
ужасно» (53, 8).
«Вчера ходил по улицам, — записал Толстой в Москве 10 апреля 1895г.,- и смотрел на лица: редкое не отравленное алкоголем, никотином и сифилисом лицо» (53, 21).
В записи за 28 октября того же года, перечисляя «то, что назрело и хочется сказать», Толстой упомянул и «про соблазн одурения себя - вина и считающегося столь невинным табака» (53, 67).
В написанной Толстым в начале 1896 г. статье «Богу или мамоне?» до некоторой степени отражены эти планы Толстого. Статья предполагалась для популярного чтения в «Сельском календаре». Во второй части ее встречаются повторения отдельных положений прежних статей Толстого, направленных против пьянства, но эту работу отмечает большая полнота, ясность и законченность в выражении мысли.
Выступая против употребления вина, «этого бесполезного и вредного яда», Толстой уделяет немалое внимание критике тех, кто «еще и защищают, как умеют, это употребление», тех, кто «пьет только при случае и с умом». «Употребление вина или воздержание от него в наше время, — говорит Толстой, — не частное лицо, а дело общее... для каждого из нас питье или непитье вина - не есть дело безразличное...каждой бутылкой купленной, каждой рюмкой выпитого вина мы служим тому страшному дьявольскому делу, от которого гибнутлучшие силы человеческие». Толстой обращается к еще не знающей вкус вина молодежи с призывом беречься от этого соблазна, подчеркивает обязанность взрослого человека ответственно относиться к себе и своим семейным, чтоб не стать пьяницей самому и не сделать «пьяницей своего младшего брата, свою жену, детей». Уделено внимание и старым, связанным с питьем вина обычаям. Толстой призывает заменять их новыми, без вина, и выражает уверенность, что это привьется и удивляться новому будут «только в первое время и то самые глупые».
Это была последняя крупная статья Толстого, направленная целиком против пьянства. Тем не менее в оставшиеся почти пятнадцать лет до конца жизни Толстой многократно будет возвращаться к положениям и призывам, выраженным в названных выше работах. Статьи Толстого конкретны и реальны, далеки от морализаторской декларативности. На страницах созданных в те же годы художеств венных произведений Толстой воспроизводит жизненные проявление пьянства как существенного социального зла. Эти страницы иногда выступают в качестве иллюстраций к положениям толстовских статей.
Так, весь рассказ «Хозяин и работник» отражает не раз высказанную Толстым мысль: «Замерзающие каждый год люди замерзают большею частью только оттого, что согреваются вином».
В вариантах рассказа прямо выражена эта тема. «Говорят, пьяным хуже,- размышляет купец,- а я выпил. Никита-то догадался, не пил, пожалуй, и жив останется». Действительно, в поле метель, спасается Никита, которому «страстно хотелось водки», «он чуть не взял стаканчик и не опрокинул в рот душистую светлую влагу», вспомнил зарок... вздохнул и отказался. Толстой отдал рассказ в «Посредник», где он вышел в виде книжечки ценой в 15 и 20 копеек; разошлись 15 тысяч экземпляров за 4 дня. Через несколько дней издание повторили ценой в 3 копейки.
Вино выступает неизбежным спутником жизни Катюши Масловой с той поры, как она начала бедствовать, уйдя от тетки. Толстой находит нужным подчеркнуть это и при описании тюремного быта, сохраняя реальные, верные жизни детали. Среди женщин в камере содержатся старуха Кораблева, которая тут «торговала вином», деревенская женщина, отбывавшая наказание за корчемство: «Зачем вином торгуешь? — А чем же детей кормить?» - говорит она. Кораблиха наливает Катюше вина, взяв с нее деньги. Затем в камере возникает драка. Вошедшая надзирательница вполне буднично произносит: «Ведь я знаю, все это - вино... Я слышу - пахнет... Смотрите, уберите все, а то плохо будет, — разбирать вас некогда».
Жизнь Масловой «в заведении» сопровождают «и крики и шутки, и драки и музыка, и табак и вино, и вино и табак, и музыка с вечера и до рассвета».
Интересно, что в период работы над романом Толстой принял близкое участие в судьбе девушки, «поставленной в необходимость существовать отвратительным для нее занятием, аккомпаниаторшей скрипача в доме терпимости». Так писал Толстой в письме от 1 августа 1899 г. к А. В. Морозову, крупному капиталисту, прося найти ей место, чтобы избавить ее от этого ужасного занятия,- это удалось. В письме девушки к Толстому, предшествовавшем этим хлопотам, говорилось: «Просидеть «там » с 8 вечера до 4 утра в атмосфере табака и вина, слушать отборные выражения, видеть весь разврат во всей его наготе тяжело, но еще тяжелее сознание того, что на несчастии других я создаю свое благополучие, что я обираю пьяных, что оттого, что я живу, быть может, страдает множество семей». В статье « Для чего люди одурманиваются?» немало строк посвящено анализу — как одной из причин пьянства — «потребности заглушения голоса совести для того, чтобы не видать разлада жизни с требованиями сознания». О том же самом в романе «Воскресение» сказано так: «Вино привлекало ее, Катюшу, не только потому, что оно казалось ей вкусным, но оно привлекало ее больше всего потому, что давало ей возможность забывать все то тяжелое, что она пережила, и давало ей развязность и уверенность в своем достоинстве, которых она не имела без вина. Без вина ей всегда было уныло и стыдно».
Исследователь творчества Толстого К. Н. Ломунов привел в своей книге «Драматургия Л.Н.Толстого» факт, отмеченный в журнале «Театр и искусство» по поводу постановки после смерти Толстого драмы «Живой труп» и реакции на спектакль последователей Толстого: «Они вспомнили о том, что писатель содействовал обществу, называвшемуся «Согласием против пьянства», что он был непримиримым врагом алкоголизма... Как же мог он оправдать кутежи и другие «беспутства» героя драмы Федора Протасова?»
Ответ дан у самого Толстого. Известно немало примеров его доброго и глубоко человечного отношения к людям, в том числе и пьющим. Ни одного человека он не считал пропащим и призывал бороться со злом до последнего. К этим людям обращены, его слова в статье «Богу или мамоне?»: «Если же ты взрослый человек, уже сделавший себе привычку из употребления пьяных напитков... пока еще есть время, отвыкай от этой ужасной привычки...» В дневнике Толстого за 7 мая 1901 г. сделана такая запись; «Видел во сне тип старика, который у меня предвосхитил Чехов. Старик был тем особенно хорош, что он был почти святой, а между тем пьющий и ругатель. В первый раз ясно понял ту силу, которую приобретают типы от смело накладываемых теней» (54, 97). Незадолго до этого, в декабре 1900 г., Толстой сказал в беседе с П. А. Сергеенко о типе Феди Протасова в будущей драме: «Это чисто русский тип. Он и алкоголик, и беспутный, и в то же время отличной души человек» 19 .
Те, кого удивил созданный Толстым образ, не вслушались в немаловажные слова в тексте пьесы на ту же тему — «потребности заглушения совести». В беседе с князем Абрезковым Федя говорит: «Что я ни делаю, я всегда чувствую, что не то, что надо, и мне стыдно. Я сейчас говорил с вами, и мне стыдно, так стыдно...
А уж быть предводителем, сидеть в банке — так стыдно, так стыдно. И только когда выпьешь, перестанет быть стыдно». Открытый и резкий протест Феди — свидетельство того, что душа его жива, и опустился он только внешне. Из этого не следует, разумеется, что Толстой допускает какую-то возможность оправдывать пьянство. В письме к Г. М. Волконскому от 4 декабря 1899 г. Толстой привел в порядке сравнения такую фразу: «Если два человека, напившись пьяны в трактире, подерутся за картами, я никак не решусь осуждать одного из них; как бы убедительны ни были доводы другого причина безобразных поступков того или другого лежит никак не в справедливости одного из них, а в том, что вместо того, чтобы спокойно трудиться или отдыхать, они нашли нужным пить вино и играть в карты в трактире» (72, 254-255).
В 1909 г., когда Толстой подбирал изречения мыслителей для одного из сборников, он наметил включить такие слова: «Казалось бы, для жизни людей им нужнее всего их разум, а между тем как много людей не боятся для своего удовольствия заглушать этот разум табаком, вином, водкой» (40, 279). Сущность такого удовольствия состоит, по мнению Толстого, в привычке к удовлетворению вредных потребностей. Об этом читаем в дневниковой записи за труд и страдания человека... Так и машины, производящие пиво, вино, бархат, зеркала и т. п. Вся сложность нашей городской жизни в том, что придумают себе и приучат себя к вредным потребностям, а потом все усилия ума употребляют на то, чтобы удовлетворять им или уменьшать вред от удовлетворения их» (54, 77). В записной книжке того времени эта же мысль выражена так: «Какие потребности для блага: а то вино, пиво, бордели или лечение от вина, пива, бордели» (54, 234).
Протест против дальнейшего распространения пьянства выступает у Толстого одним из мотивов отрицательного отношения писателя к цивилизации вообще. «Нет никакого сомнения,- говорится в статье «Рабство нашего времени» (1900 г.), — что Крупп при теперешнем разделении труда очень скоро и искусно делает прекрасные пушки, и NN очень скоро и искусно - пестрые шелковые материн, а SS - пахучие духи, глянцевитые карты, пудру, спасающую цвет лица, а Попов - вкусную водку и т. п., и что как для потребителей этих предметов, так и для хозяев заведений, где они делаются. Это очень выгодно. Но пушки и духи и водка желательны для тех, которые хотят завладеть китайскими рынками, или любят пьянство, или заняты сохранением цвета лица, но будут люди, которые найдут производство этих предметов вредным» (34,162), —
Во всех крупных статьях этого времени, направленных на разоблачение главных социальных бедствий тогдашней России, Толстой так или иначе затрагивал тему пьянства. Толстой говорил о нем отнюдь не с позиций только нравственных, понимая, что оно не для всех составляет удовольствие.
21 февраля 1900 г. А.Б.Гольденвейзер отметил в своем дневнике: «18-го Лев Николаевич ходил «под Девичье» в балаган и потом в какой-то грязный трактир, где особенно много пьянства и разгула для наблюдений»
В статье «Неужели это так надо?», рассказывая о тяжелых, условиях труда рабочих на чугунолитейном заводе, где работают по 12, 14 часов в сутки всю неделю, Толстой писал: «По воскресеньям все эти люди получают расчет, моются и, иногда немытые, напиваются в трактирах и кабаках, со всех сторон окружающих завод и заманивающих рабочих...» (34, 216). В статье «Рабство нашего времени», в первой главе, где речь идет о тяжелой работе грузчиков на станции в течение 36 часов подряд, приведена беседа с рабочими. Одни из них, не пьющий вина, на вопрос: «А другие пьют?» отвечает: «Пьют. Сюда приносят».
— Работа нелегкая. Все крепости прибавит,- сказал пожилой рабочий. Рабочий этот и нынче выпил, но это было совершенно незаметно» (34, 148). Рассказывая о 24-часовом рабочем дне у работающих на тульском чугунолитейном заводе, Толстой писал: «Я видел этих рабочих. Они все пьют вино, чтобы поддержать в себе энергию, и, очевидно, так же, как и эти грузчики на дороге, быстро тратят не проценты, а капитал своих жизней» (34, 151).
О деревне, мужиках и землевладельцах Толстой тогда же писал в статье «Где выход?»: «Везде мужики через силу работают на чужих, праздных людей, наживают себе грыжи, одышки, чахотки, пьют с горя и умирают прежде времени... И везде те, на кого они работают, заводят коляски, кареты, иноходцев, собак, строят беседки, игры и от пасхи до пасхи с утра до вечера наряжаются, как в праздник, играют и едят и пьют каждый день так, как в самый большой праздник не бывает угощенья у того, кто на них работает» (34, 207-208). В вариантах статьи «Неужели это так надо?» о том же написано: «...и вот мальчик пьяный валяется до 12-ти часов в постели, а рабы его чистят, готовят ему все, выносят его нечистоты»! (34, 504). В мае 1898 г. Толстой писал жене из Мценского уезда: «... ходил... в Каменку и, к. сожалению, нашел большую нищету. Говорят, что причина ее - пьянство, но детям, женщинам, старикам от этого, не легче» (84, 311-312). Толстой понимал, где были истоки этого положения и кто так говорил. Выразительна его запись в дневнике за 12 ноября 1900 г.: «Поразило меня известие, что княгиня Вяземская, квинтэссенция будто бы аристократии: упряжки alaDaumonи французский лепет, и на ее имя в Тамбовской губернии 19 кабаков, приносящих по 2000 рублей» (54, 54-55). В вариантах статьи «Корень зла» Толстой отвечал тем представителям привилегированных классов, кто жалуется, что люди развратились, увеличилось пьянство: «если развратились люди и предаются они пьянству, то сделалось это не с одними только бедными и рабочими, а точно так же, еще хуже, с богатыми и сильными; бедные и рабочие только у богатых и сильных научаются всему дурному. То же, что они жалуются на пьянство бедных, то им не жаловаться надо бы на это, а радоваться на то, что бедные табаком и вином затемняют в себе разум, который без этого уже давно бы указал бедным всю глупость того обмана, в который они попали...» (34, 330) . В воспоминаниях сына писателя С. Л. Толстого есть таксой отрывок: «Устроили судьбу несчастного народа». Эти слова, сказанные в ироническом смысле, я не раз слышал от моего отца... Он применял их как вообще к такому устройству жизни, при котором бедствует рабочий народ, так и к отдельным правительственным актам (например, к винной монополии) 21 .
В записных книжках Толстого в 1900 — 1901г. несколько раз встречаются записи о винной монополии. Так, в сентябре 1900 г в списке тем, намеченных для обращения «Царю и его помощникам указано «запрещение вина»; в ноябре того же года, наряду с уничтожением розог, предлагается «уничтожить винный доход». В таких же
НЕТ ТЕКСТА
самой панели пьяную женщину: «А на тумбе сидел светленький сероглазый мальчик, по щекам у него слезы бегут, он шмыгает носом и тянет безнадежно, устало:
Ма-ам... да мамка же. Встань же... — Она пошевелит руками,
хрюкнет, приподнимет голову и опять - шлеп затылком в грязь. Замолчал, потом, оглядываясь вокруг, повторил беспокойно, почти шепотом: . .
— Да, да — ужас!.. А писать все надо, обо всем, иначе светленький мальчик обидится, упрекнет — неправда, не вся правда, скажет» 24 .
Позиция Толстого проявилась и в письме Толстого Артуру Син-Джону 12 апреля 1906 г. по поводу полученной от него книги Блэра «Jean». В беседе с Д. П. Маковицким Толстой сказал: «Написал рабочий английский. Пьющая семья. Посмотрел, в середине — так интересно, что не оторвался, просмотрел до конца. История
обыкновенная, простая» 25 . В письме Син-Джону о книге добавлено: «Она очень хороша и является ужасным обвинением против нашей жизни» (76, 141).
От самого писателя Толстой требовал трезвости и ясности разума. Врач Л. Б. Бертенсон записал в Крыму такую фразу Толстого; «Не люблю я талантливых пьяниц или пьяных талантов, особенно пьяных писателей, и нет между пьяницами действительно, выдающихся людей» 26 . 12 января 1910 г. Толстой слушал чтение стихов И. Северянина. По поводу стихотворения, начинающегося строкой: «Вонзите штопор в упругость пробки», он с грустью произнес «Чем занимаются!.. Это - литература!.. Кругом виселицы, полчища безработных, убийства, невероятное пьянство», а у них - упругость пробки!» 27
В художественных произведениях Толстого 900-х годов ощущается его интерес к психологии пьяницы, зачастую становившегося пре- ступником. Можно назвать в этой связи незавершенную повесть «Фальшивый купон», насыщенную упоминаниями о выпивках, пьянках, запоях, как правило, предшествующих бедам и преступлениям или завершающих их. В легенде «Разрушение ада и восстановление его» действует «дьявол одурманивания», который «научает людей тому, что вместо того, чтобы избавиться от страданий, производимых дурною жизнью, стараясь жить лучше, им лучше забыться под влиянием одурения вином, табаком, опиумом, морфином». В 1905 г. Толстой написал в короткий срок для сборника мыслей мудрых людей получившего название «Круг чтения», рассказ «Корней Васильев», имевший первоначально название «Чем был и чем стал». Возвращаясь в деревню после долгой отлучки, богатый мужик Корней, узнав об измене жены, напивается на постоялом дворе, дома до полусмерти избивает жену и калечит ребенка. «Он вернулся в Москву и там запил... шло хуже и хуже. Без вина он не мог жить». Став нищим, Корней умирает в избе пустившей его ночевать как странника выросшей дочери, не успев «ни простить, ни просить прощенья». Казак Данило Лифанов, донесший о Мигурском (в рассказе «За что?»), «пил день и ночь, пропил все, что было у него и на нем, и только на другую ночь, проснувшись в канаве, перестал думать о мучившем его вопросе: хорошо ли он сделал, донеся начальству о полячкином муже в ящике?».
Психологическое воздействие на людей ради развития их нравственного сознания Толстой надеялся осуществлять и через сборники мыслей мудрых людей, над которыми он работал в течение всего последнего десятилетия жизни. Наряду со свойственными Толстому этих лет религиозно-нравственными сентенциями, в них много здорового, реального, в том числе и в отношении критики пьянства, что занимает и здесь не последнее место. Толстой дал немало добрых советов тем, кто старается преодолеть эту пагубную страсть, ибо «человек, переставший пить и курить,-пишет Толстой,- приобретает ту умственную ясность и спокойствие взгляда, который с новой верной стороны освещает для него все явления жизни» (42, 457)...
Тема пьянства не уходит и в эти годы со страниц дневников, писем, произведений Толстого, звучит в его высказываниях. 10 марта 1905г, Д.П.Маковицкий записал такие слова Толстого: «Как не хорошо в Туле, как везде видно, что народ обманывают: солдаты, кабаки, церкви... Возил меня пироговский извозчик... Отца хоронили - истратили 50 рублей; батюшка за помин и прочее -18 рублей взял. Водка. Как обманут народ!».
В начале статьи «Не могу молчать» (1908 г.), перечисляя газетные
сообщения о смертных приговорах и казнях в годы расправы с уча-
стниками революции 1905-1907 гг., Толстой писал:
«Двенадцать человек из тех самых людей, трудами которых мы
живем, тех самых, которых мы всеми силами развращали и
развращаем, начиная от яда водки и до той ужасной лжи веры, в
которую мы не верим, но которую стараемся всеми силами
внушить им, — двенадцать таких людей задушены веревками теми
самыми людьми, которых они кормят и одевают, и обстраивают и
которые развращали и развращают их.
Толстого порадовало то, что пироговские крестьяне, которым Т.Л. Толстая продала землю, «поправились»: «На взятые в долг деньги купили землю, отказались от водки, начали дружно жить, друг другу помогать, завели плуги и добились достатка». Маковицкий упоминает, что своего бывшего ученика, яснополянского крестьянина Тараса Фоканова, Толстой «путем продолжительных усилий отвел от водки» 30 . Но это были единичные случаи. В дневнике Толстого за 12 марта 1909 г. намечен замысел: «Хорошо описать наше устройство жизни, как оно есть; некоторых властвующих над многими посредством обмана мысли, религии, науки,
внушения, опьянения, насилия, угроз. Да, ужасно» (53, 38). Отве-
чая мысленно тем, кто сетовал, что Россия, отстала, Толстой пишет в записной книжке 11 ноября 1909 г.: «Мы отстали. Слава богу, что отстали, т. е. народ отстал, не развратился и может вывести нас на новую, верную дорогу. Этого-то нам и не хочется, и мы всячески стараемся развратить его и кафешантанами, и школами с
законом божиим, и, главное, двумя китами, каждый по 700 миллионов — одно: приходу — кабаки; другое — расход солдатства. Собирая доход с развращенных, приучают их к пьянству и расходуют на
развращение их, приучая к убийству» (90, 216). В записи В. Ф. Бул-
гакова приведено, в сущности, противоположное понимание этого же факта: С. А. Толстая в отсутствие Л.Н. Толстого произнесла в январе 1910 г. такую фразу: «Крестьяне-пьяницы... Войско стоит столько, сколько тратится на вино, это статистикой доказано. Они вовсе не оттого бедствуют, что у них земли мало» 31 . "
В вариантах статьи «Три дня в деревне» Толстой пишет о бродячих людях, нищих, количество которых все возрастает: «Сами ли они виноваты, пьяницы ли они, стали ли пьяницами от невоздержания или от отчаяния, они таковы, каковы есть... Надо видеть этих людей, хорошенько расспросить, рассмотреть их, чтобы понять ту степень лишения и страданий, до которых дошли или доведены эти люди...» (38, 350). Именно так поступал Толстой. В дневнике за 23 ноября 1909г. читаем: «Прохожий милый, с первых слов при знается, что вина — вино. Очень много таких, едва ли не большая часть» (57, 175).
В дневнике В. Ф... Булгакова описан случай, когда увидев ехавшего навеселе после продажи овса крестьянина, Толстой «стал добродушно выговаривать ему за пьянство... В конце концов он согласился со Львом Николаевичем, что пить совсем нехорошо: и грешно и невыгодно» 32 .
В записную книжку Толстого 9 сентября 1909г. был вписан разговор с «калуцким (калужским.- Г. Л) мужичком», которого Толстой убеждал бросить курить и «о душе подумать». Писатель передал эту беседу в наброске небольшого очерка «Разговоре с прохожим». В те же дни писался еще один «Разговор» - диалог «Проезжий и крестьянин», также отразивший одну из бесед Толстого с крестьянами, где затронута и тема безземелья и эксплуатации народа.
— Вы курите? — спросил Лев Николаевич.
— Курю, — ответил спутник.
— Так не курите. — Вы пьете?
— Так бросьте пить» 38 ,
Получив письмо от служившего в трактире Е.Панова, которому надоело «жить в миру такой суматохи» и хотелось поступить в монастырь, Толстой ответил 22 марта 1910 г: «Никому не советую переменять свою внешнюю жизнь. Переменяй свою внутреннюю жизнь, а не внешнюю. Исправляй самого себя: не пей, не кури, не ругайся, не лги...» (81, 174). В июне 1910 г. Толстой получил письмо от Александры Симоновой из села Броварки Полтавской губернии о ее муже, бросившем пить. Весной этого года они были у Толстого. В письме говорится, что пьющий задал тогда писателю вопрос о гипнотизме.
Нет, — ответил Толстой, — в гипнотизм не надо верить, а свихнулись — подымайтесь и так без конца, всю жизнь» Толстой считал, что «удержаться от того, чтобы не делать дурного, всегда во власти всякого человека», — так писал он крестьянину Ярославской губернии К.Ф.Смирнову, страдавшему запоем. Писали Толстому и те, кто бросил пить или пытался это сделать. К 80-летию Толстого в Ясной Поляне было получено письмо от С.С.Ваулина, сына рыбинского купца, служившего в его конторе в Петербурге. В письме сообщалось, что он, «тридцатилетний прожигатель петербургской жизни», решил отказаться от водки, пива и табаку, бросить азартные игры, избегать трактиров и праздности, но зато приобрести и перечитать все произведения Толстого.
— Ваше поздравление, — отвечал Толстой, — одно из самых для меня приятных. От души желаю вам успеха в ваших добрых намерениях и буду рад узнать, в какой мере они осуществились», 15 ноября 1908 г. Толстому написал рабочий В. Н. Багров, который сообщал о своем решении не пить вина, несмотря на то, что знакомые каждую получку соблазняют его. Он писал, что, по его мнению, ходить в библиотеки и музеи «лучше всяких угощений». «Очень рад был узнать про вас и очень советовал бы воздерживаться твердо от вина», — отвечал ему Толстой (78, 372). Касум Байрамов из Нухи писал Толстому в 1910 г., что после того, как они виделись 28 мая 1902 г. в Гаспре, он бросил курить к пить. Толстой отвечал 23 августа 1910 г.: «Письмо ваше мне было очень приятно. С мыслями вашими вполне согласен. Одно в письме вашем не одобряю — это то, что вы меня восхваляете не по заслугам» (82, 116). Есть в архиве Толстого и несколько иное письмо Т. Н. Еремина из Тобольской губернии от 1 августа 1910 г. о том, что с пьянством нельзя бороться путем религиозной проповеди, так как всякая религия основана на тьме, а не на разуме. Толстой не отвергал, тех, кто имел свое мнение. Вот его дневниковая запись о приезжавшем «нарочно» в октябре 1909 г. воронежском крестьянине: «приехал... совсем серый и сырой крестьянин. И курит, и пьет еще, и осуждает, и уличает духовенство, но самобытен, и мне очень полюбился... Да, в них одна надежда, если позволить себе надежды и мысли о будущем» (57, 154). С этих позиций Толстому показалась очень значительной встреча в поле 21июня 1910 г. с молодым крестьянином А. И. Суриным, который в итоге беседы, с Толстым просто и серьезно «сразу обещал не пить». Писателем тотчас был написан рассказ под названием «Благодарная почва». В воспоминаниях об этом случае А.П. Сергеенко проводит значительную фразу Толстого: «Ах, вчерашняя моя встреча с этим малым. Это такая богатая почва. Только одно семя!» Слова «только одно семя» были произнесены особенно выразительно» 34 . 19 декабря 1909 г, в дневнике: Толстого появилась запись, определявшая направление его писательских планов в последний год жизни: «Гулял утром, думал о том, что пора бросить писать для глухих «образованных». Надо писать для grandmonde — народа. И наметил около десяти статей: 1) о пьянстве, 2) о ругани, 3) о семейных раздорах...» (57, 191).
Первая тема — единственный замысел, к которому Толстой успел обратиться. В июне 1910г. он начинал писать статью о пьянстве, запись на эту тему имеется в дневнике писателя.
В марте 1910г. Толстой сделал в записной книжке набросок комедии для народного театра на хуторе В.Г.Черткова в Телятинках под названием «От ней все качества». Один из персонажей произносит фразу, раскрывающую ее идейную направленность. «От ней (видимо, водки — Т.А.) все качества, значит, все катастрофы жизни от алкогольных напитков». В книге К. Н. Ломунова «Драматургия Л. Н. Толстого» приведены воспоминания сына В.В.Черткова — который рассказал о том, как Толстой, видимо вспоминая пьесу «Первый винокур», объяснил появление новой комедии: «Мне бы хотелось, — говорил Толстой, написать пьесу о вреде пьянства, но изобразить бытовую обстановку и без чертей, т.к. черти отталкивают крестьянских баб. А надо, чтобы бабы посмотрели такую пьесу» 36 . Вполне закончить пьесу Толстой не успел, в Телятинках она была поставлена уже после смерти писателя, в 1912 г., впоследствии ставилась любительскими кружками.
Не прекращал Толстой до конца жизни распространять литературу против пьянства. В июне 1910 г. он позвал крестьянина А.Сурина, описанного в рассказе «Благодарная почва», зайти к нему вечером за книжками, и когдатот пришел, Толстой, по свидетельству А.П. Сергеенко, тут же попросил своего секретаря В. Ф. Булгакова подобрать «обычные книжки, главным образом, против пьянства». Об этом «читаем и в самом рассказе: «Я предложил, дать ему листков против пьянства и книжечек. Тех листков против пьянства, из которых один был приклеен в соседней деревне к наружной стене и был сорван и уничтожен урядником...» (38, 35).
В дневнике В. Ф. Булгакова отмечено проявление внимания Толстого к делу «Посредника» и одному из его самых активных работников И.И. Горбунову-Посадову в последние дин пребывания писателя в Ясной Поляне. 22 октября 1910 г; Толстой сказал об этом издателе: «Он все печатает листки о пьянстве». А в письме И.И. Горбунову-Посадову 24 октября 1910 г. Толстой дал оценку изданиям «Посредника», в том числе и книжкам против пьянства; здесь в числе «хороших книг» названа книжка А. Пакина «Пора опомниться».Осенью 1909г. в Ясную Поляну приезжал М.Д.Челышов, член Государственной думы третьего созыва, автор полных протеста печатных выступлений против «винной монополии». Его речи, публиковавшиеся в газетах и брошюрах, были известны Толстому.
Так, в «Новом времени» за 7 марта 1909 г. Толстой читал, как свидетельствует в своих записях Д. П. Маковицкий, «интересную» речь М.Д. Челышова против продажи водки. Толстой отметил фразу о том, что «все попытки трезвости запрещаются». Одна из брошюр Челышова, сохранившаяся в Ясной Поляне, под названием «Главная причина нашего «несчастия» (Самара, 1907) рассылалась автором всем депутатам Второй Думы, чтобы привлечь их внимание к тому, что одна треть всего бюджета основана на народном пьянстве. Только водки народ покупает на 700 миллионов рублей в год. В брошюре отмечено, что этот вопрос «за роспуском Думы не обсуждался». Напомним, что эта цифра приведена в дневниковой записи Толстого за 11 ноября 1909г. и в диалоге «Проезжий и крестьянин» (сентябрь 1909г.). В Ясной Поляне имеются и другие издания речей Челышова. 5 октября 1909г., перед приездом автора, Толстой читал их. Незадолго до этого Челышов обращался в письме к Толстому с просьбой высказаться и тем поддержать внесенный по его предложению законопроект об ограничении казенной винной торговли. В ответном письме Толстой, не обещая деятельно участвовать в этой работе из-за своих убеждений, в то же время писал, что, не отрицая этой деятельности, сочувствует»добрым намерениям и энергии" Челышова. 7-8 октября во время бесед с Челышовым, Толстой говорил и о борьбе с пьянством. В письме В.Г.Черткову в эти дни Толстой сообщал: «Был у меня на днях Челышов, член Думы, занятый борьбою с пьянством. Я сколько могу обещал помогать ему…» (89, 147). 17 октября Толстой посылает Челышову, по его просьбе, текст ярлыка на посуду с вином: «Вино — яд; вредный для души и для тела. И потому грех и самому пить вино и других угощать им, а еще больший грех приготовлять этот яд и торговать им» (80, 291).
В последнее десятилетие жизни Толстой не стоял в стороне от деятельности обществ трезвости на местах. Отвечая в начале октября 1907 г. на письмо Н. Булдыгина, председателя Байдарского общества трезвости в Тобольской губернии, Толстой послал книжки для библиотеки общества. 12 января 1910 г. Толстой ответил на письмо председателя комитета Городецкого общества трезвости, где сообщалось, что собрание общества постановило «выстроенный обществом трезвости общественный сад в селе Городце наименовать в честь великого писателя земли Русской…». В ответ Толстой написал: «Благодарю общество за сделанную мне честь и желаю от всей души успеха обществу в его полезной деятельности» (81, 42).
В библиотеке Ясной Поляны имеется немало местных изданий, поступавших иногда из отдаленных уголков России. Они представляют интерес и с точки зрения «географии» известности Толстого, как борца за трезвость. Помимо изданий Московского, Петербургского (Александро-Невского), Одесского обществ трезвости, Рижского общества попечения о народном благе, представлен например Екатеринбургский комитет попечительства о народной трезвости (Соколовский Н. В. Всероссийское горе, 1902). В Пскове издана брошюра Е. Н. Робачевского «Что нас губит и в чем наше спасение»(1908). Вероятно, от составителей, членов Красноярского общества трезвости И.Н. Разночинцева и А. А. Саввиных был получен «Третий сборник статей против пьянства» (Спб., 1904), где составители поставили цель проследить «благодетельность» питейной реформы. В большинстве статей сборника провозглашался полный отказ от спиртных напитков. Книжка «Пьянство хуже смерти. Трезвые мысли о нашем всенародном несчастии» издана кишиневским благотворительным обществом «Бессарабец» в 1 909 г. Здесь цитируются речи Челышова, статьи Толстого. В эти годы обращения к словам Толстого были уже нередки в антиалкогольной литературе. Использовали их и журналы, судя по представленным в библиотеке Ясной Поляны номерам «Вестника трезвости», журналов «Трезвая жизнь», «Трезвость и бережливость». В 1910 г. вышла специальная брошюра Д. Н. Бородина «Граф Л. .Толстой о пьянстве».
В 1909 г. русская общественность возвратилась к поднятому еще в 1902г. вопросу о созыве Всероссийского съезда участников антиалкогольного движения. Член организационного комитета по созыву съезда Д. Н. Бородин обратился к Толстому с просьбой прислать приветствие съезду. Толстой ответил Бородину письмом, которое было зачитано на первом заседании съезда 28 декабря 1909г. Съезд послал Толстому телеграмму, приветствуя его «как великого наставника и учителя трезвости». В библиотеку Толстого вскоре поступили материалы от участников работы съезда: брошюра доктора медицины К.В.Сажина «Умеренное употребление спиртных напитков или полное воздержание от них» (с автографом): в июле 1910г. Д.Н.Бородин послал в Ясную Поляну свою книгу «Итоги работ первого Всероссийского съезда по борьбе с пьянством» (Спб.1910, с дарственной надписью).
Одним из каналов воздействия на пьющих Толстой считал религиозно-нравственное воспитание. В письме П.П.Колесникову от 21 октября 1907г. он высказывает предположение, что «люди истинно верующие сами собой бросят пьянство». Нельзя сказать, что Толстому довелось увидеть сколько-нибудь убедительные примеры воплощения этой позиции в жизнь. Как одно из проявлений слабых сторон мировоззрения Толстого — это его убеждение ушло в прошлое. Но критика и разоблачение пьянства, разносторонний анализ этого социального зла, убедительные доводы Толстого в защиту трезвой жизни, в пользу торжества человеческого разума будут служить людям, пока это зло не будет побеждено.
Электронная почта используется только для рассылки Партии.
От рассылки можно отписаться в любое время.